Европейские поэты Возрождения

Данте Алигьери

* * *

С таким коварством золото волос На ней покрыла сетка золотая, Что взору вряд ли разрешить вопрос, Где мертвая краса и где живая. Но смельчаки глядят, не понимая, Что глаз бессильный каждого обрек На то, что сердце чародейка злая Уловит тотчас в золотой силок. А посему я зренью дал зарок Игрой лукавой не пленяться боле, Иначе, поздно распознав подлог, Потом вовек не выйти из неволи. Безумен тот, кто предпочтет взамен Свободе —

плен, хоть золотой, но плен.

* * *

Окончил путь усталый старый год, Явился повый в утреннем сиянье И начал мерных дней круговорот, Сулящий нам покой и процветанье. Оставим же за новогодней гранью С ушедшей прочь ненастною порой Ненастье душ и грешные деянья И жизни обновим привычный строй. Тогда веселье щедрою рукой Отмерит миру мрачному природа И после бурь подарит нам покой Под свежей красотою небосвода. Так и любовь — мы с нею поспешим От старых бед к восторгам молодым.

* * *

Лесной кукушки радостный рожок Трикраты возвестил весны явленье, Напомнив, что вернулся юный бог И требует от юности служенья. В ответ кукушке зазвучало пенье Всей птичьей пробудившейся семьи, И лес ей эхом вторил в отдаленье, Как бы поняв, что значит жар в крови. Лишь та, что паче всех должна любви Воздать хвалу, осталась безучастна, Замкнула губы гордые свои — Певцы весны взывали к ней напрасно. Любовь, пока ей чужд их нежный зов, Причти ее к числу своих врагов.

* * *

Как пламень — я, любимая — как лед; Так что ж я хлад ее не растоплю И он в жару моем не изойдет, Но крепнет лишь, чем больше я молю? И почему я жар не утолю На том морозе, что в душе у ней, А все в поту клокочущем киплю Средь ширящихся яростно огней? О, всех явлений на эелше странней, Что огнь твердыню льда лишь укрепил, А лед, морозом скованный сильней, Чудесно раздувает жгучий пыл. Да, страсть в высоких душах такова, Что рушит все законы естества.

* * *

В безбрежном океане звездный луч Поможет к гавани корабль вести, Но развернется полог черных туч, И мореход сбивается с пути. Я за твоим лучом привык идти, Но скрылась ты — потерян я, несмел, Твой прежний свет я жажду обрести, Гадая, где опасностям предел. И жду, хоть лютый ураган вскипел, Что ты, моя Полярная Звезда, Вновь озаришь сияньем мой удел И тучи бед разгонишь навсегда. Пока ж ношусь по волнам без утех, Тая задумчивость и скорбь от всех.

* * *

Любимая в театре мировом На все бесстрастно устремляет взгляд. Участвую

в спектакле я любом, Меняя облики на разный лад. Найдя на свете повод для отрад, Я машкеру комедии беру, Когда же горести отяготят, Я делаю трагедией игру. Но, радостный ли, в страстном ли жару Явлюсь на сцеие я — ей все равно: Я засмеюсь — от строгих глаз замру, Заплачу — ей становится смешно. Она, стенай пред нею иль смеши, Не женщина, а камень без души.

* * *

Лети, Весна, герольд царя страстей, На чьем гербе нам пышно предстает Любой цветок, дитя планеты сей, Во всеоружии своих красот; Направь к моей возлюбленной полет, Что дремлет, в зимний сон погружена, И ей поведай, что восторг не ждет И что она поймать его должна; Так пусть готовится служить она В той нежной свите, где Любовь царит И каждой, кто останется одна, Глаза росой отчаянья кропит. Лови же радости, моя любовь: Никто былого не воротит вновь.

* * *

Как часто дух мой распрямит крыла, Желая взмыть к чистейшим небесам, Но кладь забот вседневных тяжела И нудит смертного к земным делам. Когда же явится краса очам, Подобная сиянию небес, То счастья выше не изведать нам, И, глядь, порыв за облака исчез. Для хрупкой мысли больших нет чудес, Блаженств и наслаждений не избыть, Одно влечет, коль мир в душе воскрес: Как ревностнее милой послужить, И сердце грезит только об одном — О счастье райском в бытии земном.

* * *

Я имя милой вздумал написать На дюнах, но его смела волна. Его решил я вывести опять, И вновь прибоем смыло письмена. «Бесплодны тщания, — рекла она,— То наделить бессмертьем, что умрет! Уничтоженью я обречена, И время без следа меня сотрет». «Нет! — молвил я. — Пусть низших тварей род Падет во прах — яшть будешь ты в молве: Мой стих тебя навек превознесет, Напишет имя в горней синеве; Коль смерть одержит верх над всем живым, Мы жизнь любовью вечной возродим».

* * *

Теперь, когда я в бурях изнемог, Изведав этих волн смертельный бег, Когда преподай мне такой урок, Что мой корабль — калека из калек, Я вижу вдалеке желанный брег, Незыблемый под бременем благим Всего того, чем счастлив человек, Того, что звать привык он дорогим. Блажен, кто был в пути тоской томим И очутился вдруг в земном раю. Когда такая радость перед ним, Забудет он былую боль свою. В былых страданьях видит краткий миг Тот, кто блаженства вечного достиг.