Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии
Шрифт:
Став домовладельцем, молодой государственный советник тут же помчался в Экс, выставил свою кандидатуру и 21 октября был избран депутатом.
А 2 ноября он стал помощником государственного секретаря…
И довольная госпожа Досн собственноручно приготовила ему с любовью рагу из телятины.
23 ноября 1830 года Адольф Тьер, так складно разглагольствовавший в салонах и перед зеркалом в спальне госпожи Досн, впервые в жизни взошел на трибуну.
Его хвастливая речь просто шокировала Собрание.
Морис Реклю привел мнение только трех народных представителей.
– Он похож, – сказал один из них, – на цирюльника с юга, ходящего из дома в дом и предлагающего свое мыло…
– Вы разве его видите? – спросил другой депутат. – Ведь трибуна скрывает его до самых плеч, а его огромные очки закрывают все остальное. Этот бедолага Лафитт решил стать большим человеком и поэтому обзавелся заместителем, которого не увидишь невооруженным глазом…
– И правда, его совсем не видно, – поддержал разговор третий. – Но зато его слышно. Какой акцент! Малыш Адольф говорит на таком французском, на котором изъясняются торговки рыбой в его родном городе…
Подобные критические замечания возмутили госпожу Досн. Усадив маленького Адольфа к себе на колени, она стала его утешать:
– Начиная с сегодняшнего дня я постараюсь организовать с помощью мужа небольшой двор.
Я приложу все силы к тому, чтобы эти люди обожали меня, подчинялись мне и слепо за мной следовали. И тогда, для того чтобы понравиться мне, они станут помогать тебе. Когда я скажу: «Прекрасно сказано», они все будут аплодировать тебе.
Когда я произнесу: «Он очень умен», все начнут восхвалять твою гениальность. Короче, желая угодить мне, все они станут твоими придворными…
Маленький Тьер успокоился, вытер слезы и, поскольку у него было доброе сердце, увлек любовницу на канапе и выразил ей свою признательность…
В июле 1831 года Тьер снова поднялся на трибуну Национального собрания. На сей раз (друзья госпожи Досн уже успели обработать Собрание) речь его произвела на депутатов большое впечатление. Раздаривая направо и налево двусмысленные улыбки, раздавая обещания и идя на уступки, Софи навязала-таки Собранию своего маленького любовника.
А Тьер, после того как завоевал трибуну, практически ее не покидал. На каждом заседании он брал слово, как гномик вскарабкивался на трибуну, цитировал Вергилия, Тацита, Руссо, Вольтера, упивался собственными фразами и своим необычным марсельским говорком нейтрализовал самых непримиримых народных представителей.
В конце июля 1832 года для того, чтобы вознаградить усилия Тьера, госпожа Досн решила взять его вместе с мужем и дочерьми на отдых в Тун, близ Милана.
Спустя несколько недель они все находились уже в Вескене, давая соседям возможность полюбоваться умилительной картиной прекрасной и дружной семейки.
Никогда раньше Тьер не был столь счастлив, как во время этих восхитительных каникул. Каждый день они подолгу гуляли. И тогда Адольф получал сразу два удовольствия. Одной рукой он поглаживал Софи, а другой, если можно так выразиться, жестикулируя, беседовал с господином Досном о политике.
Но это идиллическое существование было неожиданно прервано появлением королевского гонца. Луи-Филиппу для того, чтобы повести борьбу против министра Дюпена, чье возраставшее влияние начало беспокоить короля, срочно потребовался человек без комплексов. И поэтому король призвал к себе Тьера. Поняв, что удача наконец-то улыбнулась ему, Тьер обнял госпожу Досн, вскочил в карету и, не переводя дух, примчался в Тюильри.
– Только вы один можете помочь мне сформировать новое правительство, – сказал ему Луи-Филипп.
В этот момент Тьер очень сожалел о том, что рядом с ним не было Софи и что она не слышит эту сладостную фразу. Он немедленно осведомился, чем именно мог бы быть полезен монарху.
– Избавьте меня от Дюпена, который так и рвется в президенты. Уговорите Сульта, подберите людей, и вы получите портфель.
Спустя неделю новый кабинет министров был сформирован. Тьер получил в нем пост министра внутренних дел…
Не успел любовник госпожи Досн как следует освоиться в министерском кресле, как ему пришлось заняться чрезвычайно тонким делом: надо было арестовать одну из самых известных и титулованных женщин Франции. Этот арест, как казалось Тьеру, должен был помочь ему окончательно завоевать доверие короля и добиться монарших милостей. Женщина, против которой он намеревался бросить всю полицию королевства, была не кем иной, как герцогиней Беррийской, матерью герцога Бордосского, ставшего после отречения Карла X королем Генрихом V…
Надо сказать, что эта красавица-герцогиня на протяжении последних нескольких лет очень досаждала Луи-Филиппу. После Июльской революции она уехала вслед за королевской семьей в Англию и, наладив связи с легитимистами [21] , стала плести нити заговора с целью свержения Июльской монархии и возведения на трон своего сына.
21 января 1831 года, узнав о ее планах, Карл X официально разрешил ей называться регентшей королевства, «как только она прибудет во Францию».
21
Легитимисты – сторонники свергнутой династии. В данном случае это – сторонники реставрации династии Бурбонов после ее свержения в результате Июльской революции. – Примеч. пер.
Она покинула Англию 17 июня и переправилась в Роттердам. Затем пересекла Германию, Тироль, Ломбардию, Пьемонт и 8 июля прибыла в Геную под именем графини де Саган.
Король Сардинии Карл-Альберто отказался (по просьбе Луи-Филиппа) предоставить убежище этой очаровательной заговорщице, и та была вынуждена остановиться в таверне Масса. Там она прожила всю зиму, принимая вандейцев, легитимистов, бывших офицеров Карла X, изъявивших желание принять участие в заговоре против узурпатора. Встретилась она и с сотнями секретных агентов. И всем говорила с верой в будущее:
– Мы победим, поскольку поставили перед собой самую прекрасную и благородную задачу!.. Ну у кого во Франции хватит мужества отказать матери, которая потребует наследство для своего сына от имени шестидесяти королей и восьми веков славы?.. А значит, для того, чтобы вернуть трон Генриху V, достаточно, как остроумно заметил господин де Шатобриан, «опрокинуть горшок домашней монархии»…
У этой тридцатичетырехлетней женщины в жилах текла кипучая неаполитанская кровь. Произнося политические речи перед своим маленьким двором в Масса, она заприметила одного молодого адвоката из Нанта по фамилии Гибур, которого вскоре сделала своим дежурным любовником.