Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2

Коллектив авторов

попрощавшись со мною. По уходе его В. В. Тимофеева, сидевшая с ним за одним

столом в корректорской комнате, рассказала мне, что, когда я, после

вышеописанного разговора, вышел из корректорской в наборную, Федор

Михайлович обратился к ней и сказал:

– А какой он, однако ж, ядовитый, этот господин Александров; как он это

зло сказал сейчас про то, что что-нибудь, да останется... Я совсем не предполагал

в нем ничего такого! {4}

IV

В

первые дни 1873 года, находясь еще под влиянием первого впечатления,

произведенного на меня манерою обращения Федора Михайловича, меня немало

беспокоила его привычка объясняться всегда лично, а не путем записок, что

иногда было бы удобнее для нас обоих. Бывало, приедет в типографию, когда

меня там нет, и волнуется, волнуется в ожидании меня, чтобы переговорить о

деле лично, вместо того чтобы сесть да написать мне о том, что ему надо...

Великий писатель не любил изъясняться посредством писем или записок, считал

писание их вообще делом трудным и не однажды признавался в этом не только

многим знавшим его, а в том числе и мне, но даже печатно, в своих сочинениях.

Но как бы то ни было, а без записок и даже писем дело, разумеется, не

обходилось; Федору Михайловичу пришлось-таки писать их ко мне, особенно

после того, как он убедился, что я их понимаю и толково исполняю по ним. Все

его записки ко мне я сохранил, начиная с первой <...> {5}.

153

V

И однако ж, несмотря на казавшуюся грубоватость Федора Михайловича,

я, на самых еще первых порах, подметил в нем нечто такое, что мне тогда же

внушило смелость обратиться к нему с просьбою. <...>

В то время самым новым из крупных произведений Федора Михайловича

был роман "Бесы", незадолго пред тем вышедший в свет отдельным изданием и

еще волновавший русский читающий мир. Мне очень хотелось прочесть этот

роман, который, как мне было известно, очень бранили все именовавшие себя

тогда русскими либералами. Объемистое издание стоило 3 р. 50 к.
– цена

недоступная для меня, - и вот я решился попросить сердитого, как у нас в

типографии называли, Федора Михайловича дать мне роман этот для прочтения, не находя все-таки приличным просить книгу в подарок, по недавности нашего

вполне случайного знакомства. Выслушав мою просьбу, Федор Михайлович

вполне просто и естественно, то есть не переменяя интонации голоса, сказал мне:

– В редакции "Гражданина" есть "Бесы"... ведь вы бываете в редакции?

{Редакция, то есть внешние, видимые атрибуты, а в том числе и вывеска журнала

"Гражданин", во

время редакции Ф. М. Достоевского помещались сначала в

квартире издателя, а потом в квартире секретаря редакции, В. Ф. Пуцыковича, (Прим. М. А. Александрова.)}

– Бываю, Федор Михайлович, и даже часто, - ответил я.

– Ну, так вот там и возьмите себе экземпляр; скажите, что я вам велел.

Возьмите себе совсем - я вам дарю его.

Я поблагодарил Федора Михайловича и спросил, не даст ли он записки

для получения книги.

– На что записку?
– возразил он.
– Ведь вас знают в редакции, если вы там

часто бываете. Спросите моим именем; а я, когда буду в редакции, скажу там, что

велел вам взять себе экземпляр.

Я опять поблагодарил его. Я знал, что в конторе редакции "Гражданина"

"Бесы" имелись для продажи подписчикам этого журнала по пониженной цене, и

в тот же день получил книгу беспрепятственно.

Таким образом, я, на первых порах знакомства, получил уже от Федора

Михайловича подарок. Впоследствии, когда у него выходило в свет новое издание

какого-либо из его сочинений, мне уже не приходилось просить: Федор

Михайлович сам дарил мне по экземпляру каждого из них, снабжая их при этом

своими автографами.

VI

Между тем Федор Михайлович с усиливавшимся упорством преследовал

принятое им на себя трудное дело приведения "Гражданина" к общепринятым

литературным формам, которые этот журнал до него игнорировал, - и в этой

154

нивелировке я принимал косвенно, конечно, и невольно, но тем не менее

деятельное участие. Но чтобы быть понятым, я должен, хотя вкратце, очертить

положение дела.

В первые годы своего существования "Гражданин" отличался от прочих

своих собратий - периодических изданий - гораздо большими, чем впоследствии и

теперь, претензиями на оригинальность и эксцентричность. Особенностей у него

было много, но перечислять их все было бы здесь неуместно, поэтому я упомяну

лишь о тех из них, которые имеют отношение к настоящему моему

повествованию.

Одною из главных его особенностей, неудобных для типографии вообще,

а для метранпажа в особенности, было отсутствие необходимой для

периодического издания стройности в организации ведения дела; по раз

заведенному порядку никогда почти в нем ничего не делалось; сначала это

происходило оттого, что издатель не желал стеснять себя какими бы то ни было

правилами, а потом оттого, что у журнала очутилось двое хозяев, или, вернее, ни