Фабий Байл. Живодер
Шрифт:
— Прямолинеен, как всегда, — рассмеялась Игори.
— Я никогда тебе не врал.
— Да, — она промолчала. — Но только ты. — Игори снова умолкла. — Даже Благодетель лгал.
Арриан не знал, что сказать. Она не ошибалась, а он не мог заставить себя возражать. Старший апотекарий совершил ошибку, отправившись в Комморру. Арриан осознал это еще тогда, но ему не хватило духу возразить.
«Так это была трусость, псобрат? — спросил его Бриай. — Или оппортунизм?»
Арриан не ответил мертвецу. Он положил руки на рукояти покоившихся в ножнах клинков и окинул взглядом
— Какое послание ты хочешь передать через меня?
— Она снова приходила ко мне.
— Кто?
— Мелюзина.
Арриан замер. Лишь на миг. Мгновение сомнений. Он ощутил, как по телу расходится холод, и огляделся по сторонам, отчасти ожидая увидеть ее.
— Снова сны? — спросил он. Когда они покинули ясли, Фабий приказал ему никому не рассказывать о снах детей.
— Нет, — покачала головой гончая. — На этот раз нет.
— Она была здесь? Когда? Зачем?
— Она передала предупреждение. — Игори запнулась. — Думаю, ему следует знать.
— Очередное предупреждение, — протянул Арриан. Мелюзина часто что-то сообщала им. Оставляла запутанные загадочные послания о событиях, которые еще не произошли или вообще не произойдут. Цорци предполагал, что Мелюзина каким-то образом стала видеть альтернативные временные потоки или, возможно, сама потеряла связь со временем.
— На этот раз все было иначе. Она была другой. Больше собой, если ты понимаешь, о чем я.
Игори поглядела на него, и на миг Арриан увидел ее ребенком, которым гончая когда-то была, прежде чем стать матриархом.
— Она сказала, что конец близок. — Игори развела руками. — Что все распадется. История близится к завершению, худшее еще впереди.
— Это же Око, кузина, — вздохнул Цорци. — Худшее здесь всегда впереди. А еще буря, конец, трагедия. Саккара говорит, что богам это по душе, но я не знаю, стоит ли верить.
— А если она права? Если в этот раз ее предупреждения истинны?
— Тогда мы встретим судьбу лицом к лицу, как делали всегда, и сильнейший воин выстоит. — Арриан окинул Игори взглядом. — Не теряй веры в него, кузина. Пусть ты и лишилась многого, не теряй ее. — Он отвернулся. — Думаю, что теперь такая вера ему нужнее, чем когда-либо.
Едва игла вошла внутрь, как нерожденный завыл.
Вопль, хриплый и звериный, был полон боли. Нерожденный не обладал истинной формой, лишь смутно напоминал нечто человекоподобное. Впрочем, в той же мере создание походило на змею и гончего пса, но для Фабия важны были лишь пульсирующие мешочки с ядом на нижней стороне горла.
Удерживая усеянную клыками челюсть одной рукой, он вытащил из мешочка шприц и прищурился, оценивая блестящее содержимое.
— Думаю, подойдет. Можешь отправить это обратно в конуру.
Саккара нахмурился, но сделал, как было приказано. Он поднял флягу и пробормотал слова на языке, мертвом уже много веков. Демон потек к нему, будто клуб дыма, уменьшаясь на глазах. Он втянулся внутрь фляги, заполнив ее, и тогда Саккара захлопнул ее крышкой, после чего повесил обратно на пояс.
— Не стоит так пытать бедного Гр’из’акса, — недовольно проворчал Несущий Слово.
— Хватит прикидываться, будто у него есть имя, Саккара, — ответил Фабий, ничуть не скрывая презрения.
Саккара Треш был воплощением всего, что Фабий ненавидел. Легковерным фанатиком, слепым ко всему, кроме догм. В отличие от прочих последователей, Саккара был не апотекарием, а укротителем стихийных сил, называемых невеждами демонами, что в Оке, впрочем, было полезным умением. Его выбритую налысо кожу покрывали татуировки и мертвенно-бледные синюшные шрамы. Бесконечные строки теснившихся письмен на колхидском покрывали изношенные пластины алых доспехов всюду, где те были видны за богохульными символами и молитвенными свитками. На доспехах висели причудливые бутылки из глины и стекла. Каждая была запечатана воском и отмечена оберегами, призванными удержать корчащиеся внутри сущности. Демоны что-то стрекотали и раздражающе громко шипели, будто были животными, требующими внимания.
— Похоже, твои питомцы взбудоражены, — заметил Байл.
— Они не любят находиться в замкнутом помещении рядом с тобой. Сам знаешь.
— Мне неважно, что они любят, а что нет. Угомони их.
Саккара что-то прошептал. Стрекот затих. Радуясь тишине, Фабий повернул шприц. На миг жидкость внутри сверкнула, будто золото, а потом замутилась. Он положил его на поднос в руках пробирочника.
— Отнесите это в наблюдательный модуль гамма-три. Проведите стандартные процедуры карантина и ведите наблюдение.
— Не знаю, зачем ты доишь из них яд, — пренебрежительно засопел Саккара. — Какая в этом цель?
— Я смог разработать и синтезировать более тридцати семи разных форм стимуляторов на основе одного лишь этого яда, и некоторые из них применяю сам. Обычно они смертельны в крупных дозах, но воинов Савоны это едва ли тревожит, как и меня, пока они не ноют, требуя очередных операций, а я остаюсь стоять на ногах. — Он поглядел на Саккару. — Любопытно, не правда ли? Изменяется всякий раз. Одно и то же создание, один процесс, но результат всякий раз другой. Чудесно.
— Красота этих созданий откроется, если только ты найдешь время их оценить.
— Остановись и понюхай розы, а?
— Что? — в недоумении уставился на него Саккара.
— Старая терранская пословица. Конечно, упоминаемый в ней вид цветов не существует по крайней мере с тридцать первого тысячелетия, когда был вытеснен местными видами по всей Галактике. Однако название до сих употребляется по всему занимаемому людьми пространству. Остановись и понюхай розы. Розовощекий. Как розу ни назови, а запах так же сладок.
— Как это все связано с демонами?
— Никак. Но никогда не следует отказываться от возможности сделать океан невежества чуть меньше, Саккара. — Фабий постучал себя по виску. — Подумай об этом, когда будешь молиться кошмарам, которые зовешь богами. — Он подозвал другого пробирочника. — Принесите мне сосуды с образцами терциус-минор и квинтус-эпсилон.
Вскоре карлик вернулся вместе с подносом, уставленным сосудами, в каждом из которых покоился колючий анемон из психокости. Саккара поглядел на них с отвращением.