Фанатизм
Шрифт:
К счастью, ему позвонили на мобильный.
– Да. Да… Спасибо. Я постараюсь. Нет. Я не один. Нет. С Соней. Да, с Соней. Да, с нашей Соней.
Мне стало не по себе.
– Это Марианна, – объяснил он потом. – Желает мне успеха. И тебе привет.
Снова стал звонить мобильный.
– Да, сэнкс. Все будет отлично. Да, Стас там уже все пробил. Нет, не приеду. Поздно уже, – Горчаков посмотрел на часы. – Поздно. У меня Соня.
– Поезжай, –
Он отмахнулся.
– Да, масок наберем. Нифига нас грипп не достанет!
Наконец закончил разговор и передал мне привет:
– Это Сеня. У него премьера «Гамлета» скоро. А он тоже хотел со мной ехать…
– Да все хотели.
– И ты?
– И я, конечно. Но у меня работа…
Он больше не предлагал мне остаться.
В метро я думала о том, что у старенького «Гамлета» снова премьера – с новыми лицами, дорогими декорациями и прежними чувствами – в театре уездного города N. И что придется туда идти, даже с риском для здоровья, в марлевой повязке, чтобы поддержать прекрасного режиссера Семена Бородина, друга моих друзей. И что Горчаков тоже будет на премьере, и даже похвалит Сенину режиссуру. Но, на самом деле, только он может изобразить разбитое сердце Офелии так, что под картиной расползется лужа крови.
13. СТАС
Новостей о выставке не было никаких, даже в Интернете. Обсуждались события поважнее, в основном, конечно, эпидемия. Я позвонила Стасу – он не ответил.
Зато на связь вышел Витек с вопросом:
– Ну, как у вас?
– У кого «у нас»?
– А ты не с ними?
– Блин, я на работе – пишу о предвыборной агитации. Наш политодел заболел.
– Грипп? – ужаснулся он.
– Да вроде нет. Иначе нас бы на карантин закрыли.
– Так что там у ребят, не знаешь?
– А кто тебе сказал, что я с ними?
– Марианна, кажется…
Мы как-то невнятно договорились поужинать и попрощались. Я старалась не думать о выставке: не первая же выставка для него и для всех нас.
Налетела зима, сеяла снегом, потом лила на снег дождем, потом все таяло и начиналось заново. Телефон высветил «Бусыгин».
– И что? – спросила я в трубку.
– Да так. Скучаю.
– Вы же вроде обиделись на меня.
– Я уже передумал обижаться.
– А, хорошо.
Он помолчал.
– Может, поужинаем? – спросил после паузы.
– А куда пойдем?
– Ну, куда? К тебе?
Блин, это же Бусыгин! Он же слова «ресторан» не знает.
– Сергей Сергеевич, я сегодня не буду
– Ага…
Я даже рассмеялась. Майор был готов потерпеть до ужина месяцев сэм-восэм.
И только через два дня объявился Стас – пришел прямо в редакцию, к концу рабочего дня. Стас много места обычно занимает, его трудно не заметить, от его вида напрягаются охранники и начинают учащенно дышать секретарши. Стас крупного формата, широкоплечий, с резкими чертами лица, мощным подбородком, громким голосом, раскатистым смехом – мужчина, от которого разит уверенностью, как дорогим и стойким гелем после бритья.
В этот раз, правда, он выглядел подавленно.
– Что-то мне домой не идется. Мы приехали только…
– Плохо все?
– Да так. Не хорошо и не плохо. Во-первых, из-за этого гриппа народу мало было. Никаких зарубежных гостей, никаких делегаций, одни студенты. Ну, потусовались и все. Даже приз зрительских симпатий не взял. За какого-то столичного все проголосовали. И с первого дня понятно было, что провал… зря все.
Мы сидели в кафе и не могли прикоснуться к еде.
– Ладно, Стас, брось. Ты больше Ивана расстроился, – утешила я.
– Наверное, больше. Ваньке все привычно. Он лучшего и не ждет. А для меня это все… это важно.
Я знала, почему важно и не задавала лишних вопросов. Если для Андрея картины Горчакова были памятью о семейной жизни, то для Стаса – и были его отдельной, личной жизнью. Они были для него тем, во что он не хотел посвящать ни жену, ни детей, ни знакомых. Они были его тайной страстью.
– Я сначала копался в себе, копался, – рассказывал он мне когда-то. – Ни любовницами так не увлекался, ни казино. Даже к психологу пошел. Мозгодоктор мне тогда по полочкам все разложил: одни дети в детстве успевают во все игры переиграть, а другие – вот такие, как я, – не успевают, они рано взрослеют, начинают зарабатывать, обеспечивать семью, а потом потребность играть трансформируется в тайную жизнь, в геймерскую или виртуальную зависимость, а иногда и в преступную деятельность. И у меня – самый легкий, хороший вариант зависимости. Я тогда доктора подальше послал. Что же за игра это, если болит? Я же не домино раскладываю и не на рыбалку втайне от жены бегаю, я же переживаю за него, сердце себе рву! А сейчас понимаю, что, может, и прав был тот доктор. Если бы не эта «тайная страсть», была бы моя жизнь пресной-пресной, скучной-скучной, бесцветной-бесцветной…