Фатальная ошибка
Шрифт:
— Он просто злобный мелкий пакостник, — громко объявила она, пытаясь обрести уверенность в себе. — Мне такие уже встречались.
И хотя в глубине души Эшли понимала, что это не так, собственная яростная тирада послужила разрядкой, она почувствовала себя лучше. Взяв полотенце, она решительно направилась в ванную. Эшли скинула одежду и включила горячий душ. После разговора с О’Коннелом она чувствовала себя запачканной и, стоя под испускающими пар струями воды, докрасна терла тело губкой, словно пытаясь смыть какой-то неприятный запах или въевшееся в кожу пятно, которое никак не хотело исчезать, несмотря на все ее усилия.
Выключив душ, Эшли протерла запотевшее зеркало и внимательно
Убедившись, что взяла с собой все, что нужно, она распахнула дверь в коридор.
И застыла на месте как вкопанная.
Внезапно ее охватил холод, горло будто ледяными тисками сдавило.
К стене напротив ее двери скотчем был прикреплен букет роз.
Мертвых роз, увядших и наполовину облетевших.
Словно не выдержав ее взгляда, темно-красный, почти черный от времени, лепесток оторвался и медленно упал на пол. Она беспомощно смотрела на цветы.
Сидя за столом в своем маленьком кабинете в колледже, Скотт вертел в пальцах карандаш и думал, как лучше всего вмешаться в жизнь своей почти взрослой дочери, чтобы она этого не заметила. Если бы Эшли была в подростковом или более раннем возрасте, он прибег бы к стандартной родительской политике силы и потребовал бы, невзирая на слезы и обиды, чтобы она сказала все, что он хотел узнать. Но Эшли находилась в переходной стадии от юности к взрослому возрасту, и Скотт не знал, каким образом ему лучше поступить. И с каждой секундой нерешительности и промедления его тревога возрастала.
Нужно было действовать тонко, но эффективно.
На одной из книжных полок, забитых трудами по истории, стояла в рамке Декларация независимости. На углу стола и на стене напротив Скотта было несколько фотографий Эшли. Самый яркий снимок был сделан в школе во время баскетбольной игры. Она прыгнула, чтобы отобрать мяч у двух спортсменок команды противника, — лицо напряжено, собранные в «конский хвост» рыжевато-белокурые волосы взметнулись вверх. В ящике стола была спрятана еще одна фотография, его собственная. Скотт снялся, когда ему было двадцать, — чуть меньше, чем его дочери сейчас. Он сидит на ящике с боеприпасами позади 125-миллиметровой гаубицы рядом с пирамидой блестящих снарядов. Сняв шлем, он курит сигарету, что в непосредственной близости от груды взрывчатых материалов вряд ли разумно. У него утомленное лицо и отсутствующий взгляд. Иногда Скотт думал, что эта фотография — единственная оставшаяся у него память о войне. Он вставил ее в рамку, но никому не показывал. Насколько он помнил, он не показывал ее даже жене в тот период перед рождением Эшли, когда они оба еще думали, что любят друг друга. Скотт пытался вспомнить, расспрашивала ли его Салли вообще когда-нибудь о том времени, когда он был на войне. Он поерзал на стуле. Думая о прошлом, он начинал нервничать. Он предпочитал заниматься прошлым других людей,
Покачиваясь на стуле взад и вперед, Скотт стал воспроизводить в уме текст письма. Это навело его на мысль о телефонном звонке.
У Скотта была привычка, и полезная и вредная, хранить все карточки и обрывки бумаги с записанными на них номерами телефонов. Привычка барахольщика. Почти полчаса он рылся в ящиках стола и шкафах с бумагами, но в конце концов нашел то, что искал. Он надеялся, что номер сотового телефона остался прежним.
После третьего звонка он услышал знакомый тонкий голос:
— Алло?
— Это Сьюзен Флетчер?
— Да. А с кем я разговариваю?
— Сьюзен, это Скотт Фримен, отец Эшли… Вы учились с ней на первом и втором курсе и, наверное, помните меня.
После секундного замешательства Сьюзен обрадованно произнесла:
— Мистер Фримен? Ну конечно! Прошло уже два года…
— Да, время летит быстро.
— Это точно. Слушайте, а как Эшли? Я не видела ее уже бог знает сколько месяцев.
— Я, в общем-то, по поводу Эшли и звоню.
— А что? С ней что-нибудь случилось?
Скотт помедлил:
— Боюсь, что да.
Сьюзен Флетчер была молодая, темноволосая, порывистая — ну просто маленький смерч. Ее энергия была неисчерпаема, а активность достигала такого уровня, что это казалось чуть ли не недостатком. В голове у нее постоянно бурлило не меньше полдюжины идей, которые она претворяла в жизнь за письменным столом и компьютером. Сразу по окончании университета она попалась в сети Первого Бостонского национального банка и трудилась там в отделе финансового планирования.
Она стояла у окна возле своего стола и смотрела, как самолеты один за другим приземляются на поле аэропорта Логан. После разговора со Скоттом Фрименом Сьюзен пребывала в некоторой растерянности. Пообещав ему, что постарается разобраться в ситуации, она плохо представляла себе, как за это взяться.
Ей нравилась Эшли, но они не виделись уже почти два года. Во время обучения на двух первых курсах колледжа девушки были соседками по комнате в общежитии, и поначалу обе были поражены тем, насколько они разные, а впоследствии еще больше поразились, обнаружив, как хорошо они уживаются друг с другом. Когда после второго курса они поселились по отдельности вне университетского кампуса, то стали видеться гораздо реже, но встречи их были радостны и приносили обеим удовольствие. Теперь у них было мало общего, и Сьюзен не выбрала бы Эшли в подружки на свою свадьбу, однако испытывала к ней самые теплые чувства. По крайней мере, ей так казалось.
Сьюзен взглянула на телефонный аппарат.
Она испытывала неловкость в связи с просьбой Скотта Фримена. По сути говоря, ее попросили пошпионить за подругой. Но это могло оказаться всего лишь необоснованной родительской тревогой. Возможно, требуется сделать всего один звонок, убедиться, что так оно и есть, сообщить об этом Скотту Фримену — и все станет на свои места. К тому же у Сьюзен будет лишняя возможность пообщаться со старой подругой, что уже само по себе ценно. А если Эшли воспримет это с недовольством, то будет винить отца, а не ее.
Прогнав ненужные сомнения, Сьюзен потянулась к телефону на письменном столе, взглянула еще раз на вечерние тени, спускавшиеся на гавань, и набрала номер Эшли.
После пятого гудка, когда Сьюзен уже решила, что придется оставлять сообщение на автоответчике, трубку сняли.
— Да? — холодно и отрывисто прозвучал голос Эшли.
Это немного удивило Сьюзен.
— Привет, свободная девушка! Как жизнь? — произнесла она, употребив прозвище, данное ею Эшли на первом курсе.