Фебус. Принц Вианы
Шрифт:
— Что это за конвент? — поднял бровь над единственным глазом дон Саншо.
— Ты принес костяное масло? — одновременно я спросил Микала.
— Нет, сир, я его привел, — ответил мой импровизированный стремянной.
Видно это была попытка шутки.
— И где оно?
— Вот, — показал раб на бюргера.
— А сейчас все выйдете из комнаты и зайдете, когда вас позовут, — резко сказал дон Саншо. — А ты, Микал, если не научишься стучать в двери, прежде чем тебе будет дозволено войти, то прикажу выпороть тебя я, если Феб такой добрый.
Минут
Усмехнулся, вспомнив, как Саншо, увидев, высыпаемую мной из расшитого кожаного кошеля на стол кучу флоринов, ошарашено произнес.
— Умеешь же ты, находить общий язык со всеми. Завидую.
— А ты попробуй, брат, видеть в них людей, а не быдло, — ответил я ошарашенному инфанту. — Особенно это касается простецов, которые сумели скопить немалые состояния. Или имеют выдающиеся таланты в чем-либо. Они гордятся этим, потому что создали все сами, своими руками и головой, а не тупо получили в наследство. Это очень полезные для нас люди и если им подать самую малость уважения, они это всегда оценят и отслужат. По крайней мере, просто не презирай их.
— И все? — не поверил мне инфант.
— И все, — подтвердил я. — настоящий аристократ может позволить себе говорить на равных с кем угодно, не роняя своей чести. Хоть с папой, хоть с императором, хоть с купцом, хоть с подмастерьем.
— Странные вещи ты говоришь, брат, — дон Саншо почесал затылок.
— Однако действенные вещи, — и показал ему на кучу флоринов на столе.
— Но за эти монеты, брат, придется еще отдавать лихву, — хмыкнул мой собеседник.
— Не придется. В сегодняшнем случае не придется. Нет лихвы в этом займе.
— Всего лишь за уважение?
— Не совсем. За честь. За совместно распитые со мной две чашки кофе, — задорно засмеялся я.
Мне было прикольно видеть ошарашенную рожу инфанта, у которого в голове происходит революция понятий.
Для того чтобы ничего случаем не попутать, располосовали кинжалом пергамент и свинцовым карандашом надписали на что будет тратиться данная сумма. И разложили эти кусочки по кошелькам. Так я создал первый свой бюджет в этом времени. Из моих денег и оставшихся у Саншо монет, сложенных в общий кошт. А то до сегодняшнего дня все он за меня платил.
Позвали Микала, и он все эти кошельки сложил в свою новую денежную сумку, и мы опечатали ее своими перстнями. Я с одной стороны «замка», дон Саншо с другой.
— Теперь ты еще и казначей нашего отряда, — сказал дон Саншо рабу. — Дон Франциск за тебя поручился и ему я верю. Но если что — шкуру спущу.
Микал надел на себя денежную сумку и опустился на колени.
— Сир, и Ваша Светлость, я оправдаю возложенное на меня доверие.
— Потом подойдешь, я научу тебя двойной итальянской записи, — пообещал я рабу.
— Ты и это знаешь? — удивился дон Саншо.
— Все что помогает управлять государством монарх должен знать сам, а не слепо слушаться советов своих придворных. Ибо их советы могут быть не только дурными, но и корыстными и даже изменническими.
— А как же монаршая щедрость? — переспросил меня дон Саншо.
— Щедрость монарха основана на точном расчете, иначе это будет безумное транжирство, которое ведет только к упадку государства, — назидательно произнес я своему старшему другу.
— Не был таким ты раньше, — покачал головой инфант и почесал свой единственный глаз.
— Детство кончилось, Саншо, — вздохнул я лицемерно, но как можно горестнее. — Самому жалко.
Вот ни словечка в простоте, живу как на сцене. А еще тетушка герцогиня на повестке дня. Очередной экзамен по сцендвижению, епрть!
И повернувшись к Микалу, сказал.
— Неси костяное масло.
Дон Саншо встал из-за стола и сказал.
— Ну, я пойду, погоняю пажа подготовкой к аудиенции. Ковыряться в твоей механике мне не интересно. Пошли, казначей, — хлопнул он Микала по плечу.
Микал аж присел от легкого удара инфанта. Брызнул в мою сторону жалобным взглядом, но я ничего не сказал, и он послушно вышел за дверь, вслед за Саншо.
Впрочем, почти тут же вернулся, ведя за собой прежнюю парочку.
Я почувствовал себя директором в день первого приема по личным вопросам. Все же этому телу пятнадцать, а не сорок. И усидчивость не входит в число подростковых добродетелей.
Девушка присела в глубокий реверанс, а мужчина встал на колени.
— Я хочу принести вам свою искреннюю благодарность, Ваше Высочество, за спасение моей семьи из долгового плена, и избавление меня самого от долговой ямы. Я до сих пор не в ней, только потому, что моего займодателя нет в городе, а кормить посаженого за долги обязан кредитор.
При этих словах он резко поклонился до полу, чуть не стукнув лбом о половицу. Я же загрустил. «Не корысти ради, а токмо волей пославшей меня царицы Тамары» — проходили уже. Да и какой папаша мог быть у такой курицы. Небось, хоть и хороший, но ремесленник, обученный годами точить одну и ту же деталь. Ноближ оближ, епырть. Придется потерпеть, для создания красивой легенды.
— Из-за чего хоть был весь этот сыр-бор? — спросил я даже не из любопытства, а чтобы не торчать болваном.
— Вы позволите это вам показать, Ваше Высочество?
— Потом. Сейчас давайте костяное масло. Мне надо почистить колесцовый замок на пистоле.
— Я с удовольствием это сделаю для вас, Ваше Высочество.
— А ты сможешь?
— Смогу. Я все-таки часовой мастер из цеха механиков этого города.
— Вставай и иди к подоконнику.
А девица все так и стоит в реверансе восковой фигурой музея мадам Тюсо.
— Отомри и займись делом, за которым пришла, — сказал я ей.
И повернувшись к мастеру, спросил.
— Как тебя зовут?