Фебус. Принц Вианы

Старицкий Дмитрий

— Оставить живым, но чтобы с его задницы слезла кожа. Чтобы этот случай он запомнил надолго.

Судя по тому, как заблестели глаза у стрелка, это задание ему понравилось.

Похоже, я окончательно вжился в шкуру принца. Ноближ оближ, епрть. Надо соответствовать. Меня бы никто не понял, если бы я попустил такое хамство в отношении себя, как наследника королевского престола. Не только не поняли бы, но даже осудили. Хотя, положа руку на сердце, считаю, что этот швайнехунд порку заслужил справедливо.

— Могу ли я осмелиться:

угостить Ваше Высочество вином, — снова рассыпался в акробатических упражнениях банкир, когда мы поднялись в его кабинет.

Внешность баварского банкира была такая средненемецкая, что его вполне можно было принять за славянина. Глаза серые. Морда круглая. Рыжеватые русые волосы он зачесывал на затылок и подвязывал там в косу. Одет был богато, даже с претензией. В прорезях бархатных пуфов и рукавов проглядывали парча и шелк. Шоссы были шелковые. Все было в скромных коричневых цветах бюргера, но это одеяние просто кричало о размере кошелька упакованной в эти тряпки тушки. На груди висела толстая золотая цепь с какой-то медалью, которая смешно раскачивалась, когда этот дойч кланялся.

Кабинет был под стать хозяину — пыль в глаза, но пыль золотая. Мебели в небольшой комнате стояло мало, но ценных пород дерева и вся она была покрыта искусной резьбой и блистала обилием позолоты. На мой взгляд, последней было чересчур много для изящного вкуса. Портьеры на окнах и дверях также были из дорогой узорчатой ткани винного оттенка, с ламбрекенами, благо высокий потолок позволял такое излишество. Крепления для драпировок было устроено из лепного позолоченного багета, похожего на музейные картинные рамы. Венчал все это великолепие шикарный письменный прибор из шести предметов, инкрустированный перламутром — воистину музейная вещь.

— Могу ли я осмелиться: угостить Ваше Высочество вином, или вы желаете перекусить чего-нибудь существеннее.

— Я бы с удовольствием выпил кофе, — ответил я с провокацией. — Черного. С двумя кусочками сахара. И сваренного с тремя зернышками кардамона.

— Высокий вкус, — похвалил меня банкир. — Присаживайтесь, Ваше Высочество, я немедленно распоряжусь насчет кофе и весь к вашим услугам.

И, не оборачиваясь, задом вышел из кабинета.

Я сел в кресло, обтянутое пурпурным шелком — под стать епископской рясе. Заложил ногу на ногу и продолжил осматривать кабинет.

Удивительное дело, но ничего такого, чтобы ярко характеризовало хозяина, вокруг меня не было. Словно все специально подбирали обезличенно. Разве что несколько мрачновато: мебель темная, тряпки фиолетовые. Просто не за что зацепиться, кроме избыточной роскоши. Стал подозревать, что комната, куда меня завели, просто парадная переговорная, а настоящий кабинет хозяина — бэкофис, находится в другом месте, куда посторонним вход воспрещен. Иначе вряд ли бы меня оставили наедине с важными документами. Не думал, что прогрессивные идеи администрирования имеют такие глубокие корни. Придется составлять личность банкира по натуральному

портрету, а это чревато ошибками.

Хм, павлины, говоришь…

— Извиняюсь за то, что я заставил вас ждать, но не было заранее обжаренных зерен. Позвольте мне самому поухаживать за вами, Ваше Высочество, — банкир принес серебряный поднос, на котором стояло самая настоящая медная турка, исходящая паром и две фарфоровые китайские чашки на блюдцах. С характерным синим рисунком, который ни с чем не спутаешь. Золотые ложечки. Стопка крахмальных салфеток. И еще пара неопознанных мной предметов.

— Сделайте милость, — разрешил я.

Банкир быстро, с изумительным для его профессии искусством официанта, сервировал письменный стол, отодвинув в сторону парадный письменный прибор. В нем, кстати, не было чернил, как и в песочнице песка — я заглянул, пока ждал кофе.

Банкир выдал мне салфетку для бережения одежды, и расстелил салфетки на столе. Довольно умело размешав кофе в турке, разлил по чашкам.

— Прошу, Ваше Высочество.

Я попробовал. Неплохо, слабый вкус кардамона чувствовался, но кофе был не сладким.

— Сахара не хватает, — сказал я, — А так прелестный мокко.

— Простите, мою оплошность, Ваше Высочество, — банкир подвинул ко мне поднос с цилиндрически серебряным стаканом, на венчике которого был вмят небольшой носик — лабораторная посуда, да и только. — Кускового сахара нет. Есть сок сахарного тростника. Добавьте, сколь вам необходимо сами. Я боюсь не угодить со своим вкусом. Сам я пью кофе горьким вообще без сладкого. Так он лучше бодрит. А вот в этой емкости мед. Некоторые любят пить кофе с ним.

— Мед? — удивился я. — Как можно, он же перебивает вкус и аромат самого кофе.

— Как я счастлив, что встретил в вашем лице такого великого знатока этого экзотического в наших краях напитка.

— Ну, мы все же ближе живем к Средиземному морю, — ответил я, шифруясь. — А еще совсем недавно сарацины занимали большую часть нашего полуострова. Арагонские мосарабы* без кофе свою жизнь себе уже и не представляют. Вот я вижу у вас джезва, хоть и правильно выкована из красной меди, но горло у нее недостаточно узкое, и от этого большая часть аромата просто улетучивается в атмосферу.

— А какого размера должно быть правильное горло у этого сосуда, Ваше Высочество. Вы уж извините, что я у вас выспрашиваю такие мелочи, но я просто очень большой любитель этого напитка. И новый рецепт варки кофе мне просто как маслом по сердцу.

— С большую серебряную монету, не шире. И стенки у джезвы желательно при этом иметь в правильный конус.

Кофе кончился быстро. Жаль. Как домой попал, аж на ностальгию пробило. Но я не стал напрашиваться на вторую порцию. Ручаюсь, мне бы не отказали, но вдруг банкир окажется, не столько алчен, как ему положено по роду деятельности, сколько просто скуп. А мне совсем не нужно в предстоящих переговорах его раздражение.