Фенёк
Шрифт:
— Зачем эта форма нужна?
— Ты такой красивый, — сказала Марина, — правда? — она посмотрела на мужа в поисках поддержки.
— Конечно. К тому же, форма организует.
— Да что она может организовать? — возмущался парень.
— В уставе школы, чёрным по белому, прописана форма одежды, парень. Соответствие уставу и организует эта самая форма, в конце концов, есть правила — им надо следовать.
— Можно подумать, ты всегда им следуешь, — фыркнул.
— На работе — всегда.
— А мне нравится моя форма, — ещё раз покружилась перед
— Видишь, — Сергей поднял на руки дочку, по которой соскучился за лето. — Илья, бери пример с сестры, ей всё нравится.
— Ещё бы, — Илья, конечно, смирится и с формой, и с первым сентября, и, как любой школьник страны, отправится в школу и подарит классному руководителю цветы, но не возмутиться он не мог.
Как и не мог не возмутиться тем, что вынужден доучиваться в музыкальной школе.
— Я не буду музыкантом, — доказывал он отцу, — это просто потеря времени.
— Ты закончишь эту школу, — Сергей не терпел возражений.
— Зачем?!
— Твоя мама этого хочет.
— Да ей-то зачем?
— Илья, для неё это важно, а значит, ты отучишься этот последний год, выступишь на отчётном концерте, получишь свидетельство и отдашь его матери, поблагодарив от всего сердца.
— Да это блажь какая-то.
— Неважно, блажь или нет, ты просто сделаешь это. Я тоже закончил эту школу, и не могу сказать, что мне пригодилось сольфеджио в жизни, но это было важно для моей матери, и я это сделал. Вот уж не знаю, почему для матерей важно музыкальное образование их сыновей, — Сергей ухмыльнулся, — это семейное, крепись, — подмигнул.
Илья промолчал, Сергей видел, что, несмотря на буйство подросткового возраста, парень закончит эту школу, выступит на отчётном концерте и даже наденет галстук-бабочку, если это обрадует маму.
Сергей отлично помнил своё чувство потери, когда в его неполные семнадцать не стало его матери, и эту потерю никто и ничто уже не могло восполнить. Пожалуй, своя семья, но словно огромного пласта не хватало в жизни мужчины. И он не хотел, чтобы Илью впоследствии мучили угрызения совести по незначительным пустякам, как было с ним в юности, поэтому и убеждал закончить эту, в общем-то, ненужную школу.
Ни с того, ни с сего, Сергей вдруг заехал к своему отцу. Бодрый пенсионер, высокий, всё ещё статный, с белыми волосами, он рано поседел, сидел во дворе дома и травил байки с соседями. Он отказался переезжать к Сергею, отказался он и переезжать в большую квартиру лучшей планировки. Его устраивала двушка, в которой он прожил большую часть своей жизни и самолично делал ремонт, тоже большую часть. И сейчас он что-то постоянно переделывал, переклеивал и модернизировал в «своих хоромах».
— О, Серёга, — Павел Александрович поднялся навстречу сыну, — что случилось?
— Обязательно что-то должно случиться?
— Да нет, это я так, пойдём, — он махнул в сторону подъезда с перекошенной дверью.
Сергей прошёлся по квартире своего детства и уселся на маленькой кухне, отпивая чай с травами.
— Сам
— Не надо, — Сергей хотел было отмахнуться.
— Серёг, я не старый маразматик, понимаю, что это не панацея, но вреда не будет, а может и польза какая…
— Спасибо. Как заваривать-то?
Павел Александрович записал на листике и, аккуратно сложив, проследил, чтобы сын убрал в портмоне.
— Спросить всё хотел, да как-то всё… ты почему тогда с Валентиной не сошёлся?
— Эх, нашёл что вспомнить, — Павел Александрович внимательно посмотрел на сына. — Ты же помнишь, она медсестрой была в больнице, где Людмила болела… у нас-то через полгода закрутилось, а до этого только поглядывали друг на друга, да и до того ли мне было. Сколько мать твоя пролежала, лучше б я тогда… — он замолчал. — Ах, — спохватившись, — а Валентина, она женщина хорошая была, совестливая. Стыдно ей от людей было, всё время казалось, что осуждают её, тебя боялась, да и мне казалось, что ты разозлишься, вот и не сложилось.
— А потом?
— Потом? Что потом? Женщина же не станет ждать всю жизнь, подвернулся ей другой мужичина, хороший, работящий, она с ним жизнь и устроила, а я вот доживаю.
— И что, больше?..
— Привык я один, хорошо мне. Сам себе хозяин, но вот, что я тебе скажу. Держи свою Марину, сколько сил будет — столько и держи, борись за неё, сверх сил борись. Ты ей нужен, сильно нужен, она за тебя держится, как у неё получается, так и хватается за жизнь. Потом ничего не изменишь, ничего не вернёшь и ничему не веришь…
— Так чего приходил-то? — напоследок спросил отец.
— Да так.
— Ты в следующей раз Юлю возьми, а лучше всей семьёй, с Мариной. Илья заскакивает, а девчонок, считай, с весны не видел.
— Хорошо, на следующих выходных придём.
— Точно? Я тогда приготовлю чего-нибудь…
— Точно, — Сергей улыбнулся. Ещё одна из причуд отца, он игнорировал рестораны и кафе, предпочитая кормить дорогих гостей сам. Готовить со времён болезни и смерти жены он толком не научился, но родные всегда нахваливали старания мужчины.
= 13 =
Документы для второй стадии переговоров с немцами были уже готовы, командировочные оформлены, номера забронированы. Стояла золотая осень, яркая, пестрящая красно-золотыми мазками и последним теплом.
Сергей пытался объехать московскую пробку, но чертыхаясь, всё-таки поверил навигатору и красным полосам на нём.
Ксюша сидела на заднем сиденье, и Сергей иногда бросал короткий взгляд на неё через зеркало заднего вида. За остаток лета она едва подзагорела, лицо, немного подёрнутое веснушками, как янтарной полупрозрачной крошкой, и такие же крошки на зелени глаз. Она скинула широкополый кардиган и осталась в светлой блузке, юбка задралась, открывая вид на колени.