Феромон

Чер Алекс

empty-line/>

– Кто такой Питер Джеймс?
– Анна возвращает мне повестку.
– Если мне не изменяет память, это же он выступал обвинителем в деле Теи Андерсон?

– Вот говнюк!
– неожиданно отрезвляет меня её простой вопрос. Швыряю бумаги на стол. Отворачиваюсь к окну.

– И опять домогательство, - звучит мне в спину её уверенный голос, и, боюсь, вопросов ко мне у неё сейчас будет много.

– Он считает, что я переспал с его женой, -

хорошо хоть в глаза ей это говорить не приходится.

– А ты переспал?

– Нет. Я не сплю с замужними женщинами.

– Но он этого, видимо, не знает?

– Да мне срать, что он знает, а что нет, - резко разворачиваюсь.
– Узнай, кто будет судьёй по этому делу, и организуй мне встречу.

– Хорошо, я всё сделаю. Но если хочешь меня отправить, чтобы не отвечать на неудобные вопросы, то зря стараешься, - и не думает она уходить.
– Кто такая Лили Гринн?

– Мой психотерапевт. Несостоявшийся. Я был у неё всего раз, - скорее зло падаю, чем сажусь на стул.
– Если это всё, то мне надо работать.

– Нет, это не всё, - поправляет она на полке меч, видимо, сдвинутый уборщицей.
– Что за странное вещество, в использовании которого тебя подозревают?

– Понятия не имею, - смотрю как нежно её пальцы скользят по гарде, касаются литой бронзовой рукояти, над которой отец работал, кажется, дольше, чем над клинком.
– Мне всегда нравился этот акинак.

– Это ксифос, а не акинак, - ведёт она по узору на лезвии.
– Акинак тяжёлый, прямой, треугольный. А это лезвие листообразное. К тому же перекалённое, - её палец упирается в остриё.
– Кончик сломан.

– Серьёзно?
– хмыкаю я.
– Хочешь сказать, что ты разбираешься в клинковом оружии?

– Немного, - она поворачивается и показывает рукой за спину, глядя прямо на меня, а не на полки.
– Шотланский клеймор. Пандат. Нагината.

– Да ты полна сюрпризов, - разваливаюсь на стуле, с любопытством разглядывая то ли Анну, то ли это представление.
– Откуда ты это знаешь?

– Уверен, что хочешь знать обо мне всё?
– усмехается она.
– И, кстати, ты повторяешься.

Я понимаю, к чему она клонит, снова припоминая мне мои же слова. И память у неё, отдать должное, отменная.

– Есть вещи, которые тебе обо мне лучше не знать, - тяжело вздыхаю и начинаю перебирать на столе бумаги, давая понять, что разговор окончен.

– Нет таких вещей, Эйвер. И когда ты требуешь от своих сотрудников, от членов своей «семьи» - показывает она пальцами кавычки, - честности и преданности, то и сам должен быть таким. Иначе мы ничем не сможем тебе помочь.

– Я честен, Анна, - смотрю на неё в упор.
– И этот разговор окончен.

– Как скажешь, - поднимает она со стола с документами одну из коробок по делу «Визерикуса».

– И куда ты?

– Попробую найти какую-нибудь связь между Дайсоном и Ривером, - с коробкой в руках она направляется

к выходу.
– Ведь тебе сейчас некогда будет этим заниматься. А всё, что вы нашли с Йорном, как я поняла, ничего не даёт.

– А ты уверена, что они как-то связаны?

– Абсолютно, - останавливается она.
– Я поняла это во время разговора с отцом. Всё это части одной головоломки. Именно поэтому я тебе звонила. Но ты был недоступен. Видимо, летел на свадьбу Ивы Уорд.

– Я летал к отцу, - проталкиваю слова сквозь стиснутые зубы.

Чёрт побери, это почти правда! Но она улыбается мягко и даже сочувствующе.

– И, кстати, там, в машине Ривера, я просто приняла твой входящий звонок. За секунду до того, как мы слетели с моста. Это не я тебе звонила, Эйвер. Это ты мне перезванивал. Так что, - пожимает она плечами.

«... это ничего не значит», - продолжаю я про себя, провожая её глазами. Хочу окликнуть, остановить, всё рассказать, но не делаю ни первое, ни второе, ни третье. Меня словно макнули в собственное тёплое дерьмо. Потому что она права. Во всём права.

Но если я что и умею, то отключать эмоции. А сейчас они мне особенно не нужны. Когда делу «Визерикуса» дали ход. Когда против меня лично выдвинуты обвинения. Когда я соврал, глядя ей прямо в глаза.

Но всё это потом. Потом.

Открываю почту и первое, на что натыкаюсь - письмо от Дэйва. Копия того запроса, что ему прислали.

«Комитет по этике - независимый орган, рассматривающий проблемы этики и морали, касающиеся исследований с привлечением людей, в тех ситуациях, которые не описаны или нечётко описаны в законе, просит прислать данные исследования Дэвида Подески, касающиеся веществ, прямо или косвенно оказывающих возбуждающих воздействие... блаблабла», - устаю я читать их многоярусные словесные построения.

Пробегаю глазами. Бельгийские вафли! В самом конце стоит имя Лили Гринн. Эта сучка психиатр и отправила этот запрос через Комитет по этике. И если бы я прочитал его раньше. Хотя... ну, что бы это изменило? О том, что она подаст на меня в суд, мне бы всё равно и в голову не пришло.

– Дэйв!

– Какого хрена ты так орёшь, Эйвер?
– грустный уставший голос друга в трубке. Он молча выслушивает мои новости, которые я завершаю вопросом:

– Ты тоже получил повестку?

– Да, в качестве свидетеля.

– А ответ в Комитете по этике ты посылал?

– Конечно, - вздыхает он.
– Всё, как и договаривались. Кратенько, скупо. Для ознакомления с данными. Имя твоё, конечно, не называл. Но раз эта та самая психиатр и ты ей и сам всё рассказал, я не пойму к чему вообще был этот запрос.

– Наверно, решила, что я вру. Но тебе в любом случае ничего не грозит, - как могу успокаиваю я и без того расстроенного друга.

– Тебе ли не знать, что так заявлять, как минимум, глупо. Никогда не знаешь, чем заканчиваются все эти суды.