Фестиваль
Шрифт:
Людей было много, самых разных, молодежи, стоящей прямо у входа и несмотря на холод, развлекающуюся пивом, домашних хозяек в накинутых поверх домашних халатов демисезонных пальто, спешащих за свежим хлебом, постоянных клиентов - забулдыг, обмотанных потерявшими свой цвет и форму одеждами и затравленно наблюдающих за полкой со спиртным и множество других людей, в силу различных причин оказавшихся рядом с магазином.
– Шофер притормозил метрах в тридцати.
– Тебя ищут, - сказал он.
– Полгорода уже знает, как ты выглядишь. А в магазинах радио работает круглые сутки. За вознаграждение
– он многозначительно замолчал и вздохнул.
Василий протянул пятьдесят тысяч.
– Возьми, пожалуйста, коньяка и поесть что-нибудь. И сигарет. Шофер кивнул и вылез из машины.
Если они уже узнали его имя, значит связались с управлением. А там дали добро. Своих так быстро ни сдают, чтобы не произошло. За этим кроется что-то очень серьезное. Второй раз ребята сделали промашку, но теперь он почти что в клетке. Бандиты, милиция, - все хотят его увидеть. Очень хотят. И все из-за того, что он знает, что страховая фирма страхует не по правилам. Или трупы страхует, или черт знает что еще. Пучеглазый, наверное, оказался слабым звеном. Они решили, что он проболтался и убрали парня. А теперь никуда не сунешься, чтобы по носу не получить. Если поймают, разговор будет короткий. Да...
– Василий поглядел по сторонам. Мысли, мягко говоря, лезли не самые веселые.
Шофер вернулся довольно быстро с квадратным полиэтиленовым пакетом, набитым доверху продуктами.
– Держи.
– Он залез в машину, сразу же завелся и включил печку на полную мощность.
– Куда теперь? Василий посмотрел на него, потом на пакет и пожал плечами.
– Тебе некуда идти?
– шофер задумался, потирая руки. - Да с... влип ты парень... кому же ты так сильно насолил? Хорошо... У меня за городом есть хутор, от родителей остался... Поживешь там пока. Как немного развеется, что-нибудь придумаем. Сам не знаю, зачем это делаю. Наверное, потому что сам в это шкуре был. Чувствуешь теперь, что значит волком быть? Когда флажки, охотники, кругом стрельба, а у тебя одна надежда - на ноги, да на мозги. Но больше на ноги, думать, и основном, некогда. Бывает...
– Он внимательно посмотрел на Василия.
Василий подумал, что водитель по всей вероятности ежедневно сталкивается с такими маленькими неприятностями, но, поблагодарил Бога, что подвернулся такой человек.
– А сам где живешь?
– спросил Василий.
– Я в городе. На квартире у жены. Сам не верю - дождалась ведь. Остались ведь еще люди...
Василий не понял, что он имеет в виду, но на всякий случай кивнул. Машину занесло на извилистом повороте и задние колеса заскользили, потеряв опору. Проходивший мимо по блестящему тротуару пьяница со всколоченными волосами и белым от падения левым боком вскинул руки и вспоминая дальних родственников опрокинулся на спину. Выставив руки вперед он замотал головой - ему показалось, что машина уже раздавила его. Все обошлось, но он так и остался сидеть, переживая увиденное.
– Останови, - вдруг сказал Василий. Они как раз проезжали главный вход центрального рынка, усеянный промокшими коробками и стоптанной грязью.
Водитель недоуменно посмотрел в его сторону, но все же притормозил. Желтый глаз светофора издевательски подмигивал, как будто у него случился нервные тик. Василий протянул полтинник.
– Пойдет?
– не получив ответа, он положил купюру в углубление перед лобовым стеклом.
– Где тебя найти, если что?
Записав адрес, Василий вылез из теплой машины и ступил ногой в снежную кашу. Машина немного постояв, несмело дернулась и исчезла за поворотом.
Пакет с коньяком и продуктами оказался довольно тяжелым. Сверху из него аппетитно ворчала французская булка чуть ли не метровой длины.
Гнусный желты свет фонарей едва-едва пробивал мглистый снежный сумрак. Люди проходили и исчезали в подворотнях словно тени, не оставляя о себе никаких воспоминаний, кроме неуверенных отпечатков ног. Нереальность происходящего горела в мозгу сонливой надоедливой лампочкой.
Василий вернулся немного назад и оставив слева спорткомплекс Динамо и тяжелые бетонный забор, увешанный бесчисленными рекламными плакатами, вышел и Северному вокзалу, вздымающему над собой снопы белого света.
Палатки и магазины позакрывались, переводя дух до завтрашнего дня.
В глубине вокзала, за мрачным подземным переездом шуршала милицейская рация. Там находился опорный пункт и Василий обошел его с левой стороны, там, где здание вокзала стыдливо прикрывало свою грязь и пошлость обшарпанной бывшей гостиницей для моряков.
Площадь белела своей громадой и простором. Освободившись от дневного гнета автостоянки, она на несколько часов сбросила свою непристойную мелочность и суетливость и теперь была тем, чем она и должна быть, свободной, ровной и гордой, как в былые времена.
Юркнув в кромешную темноту улицы Генделя, Василий почувствовал себя посвободнее, несмотря на то, что справа теперь возвышались стены некогда всесильного КГБ.
Глава 23.
Наташа открыла дверь и ее полный ужаса взгляд неподвижно уставился на него. Она была в сиреневом халатике с мелкой янтарно бахромой и домашних тапочках на босу ногу.
– Привет, - сказал Василии, - можно?
Она мгновенье что-то решала, при этом ни ее личике отразилась жестокая борьба добра и зла. Василий так и не понял, что же в конце концов победило, но она отошла к сторону и закрыла за сабо дверь.
– Что случилось?
– спросила она. Ее голос звучал приглушенно и с некоторой хрипотцой.
– Тебя ищут. По радио несколько раз передавали... Это же ты? Да?
– Да. К сожалению, это я, - Василий разделся и подмигнув ей, отчего она чуть-чуть отшатнулась, прошел в комнату, волоча за собой пакет.
Наташа вошла за ним следом. Ее бледные глаза очень подходили к халатику. Василий поставил на стол бутылку и немедленно ее откупорил. Телевизор молчал, молчало и радио вместе с Наташей.
Говорят, что женщина хороша, если она большее время молчит, но сейчас Василий многое бы отдал, если бы у Наташи прорвался ораторский талант. Но этого не происходило. Она просто прислонилась к косяку с застывшими каплями краски и смотрела на него не произнося ни слова.
– Сядь.
– Сказал ей Василий.
– Достань рюмки и сядь.
Она подошла к стенке и извлекла оттуда рюмку. Одну. Потом присела на краешек кресла. Очень трогательно и целомудренно.
Василий хихикнул, нервы начинали сдавать.