Форма. Стиль. Выражение
Шрифт:
Прекрасны — есть еще пример в «Персах», — но тоже симметрически построены стихи хора при появлении тени Дария.
694–696: Боюсь я взглянуть, Боюсь отвечать, Привыкнув бояться тебя [204] . 700–702: Боюсь угодить, Боюсь говорить, Друзья, неприятную речь [205] .Раз нет изображений человеческой психологии страха, значит, выводим мы, изображено нечто другое. Что именно — в этих местах трагедии, — показывает хотя бы хор 852–906, где спокойное созерцание минувшего блеска Персии закрывает собою те же прорывы в бездну бытия, что и, например, в 287–368. И здесь поется
204
,
6'
.
205
^,
'
Через минуту появится на сцене Ксеркс в разорванной одежде и устроит с хором плач, о котором мы уже имеем представление из «Семи против Фив», Интересно отметить очень редкое для Эсхила наблюдение, действительно «дра–матически» — психологическое. Когда входит Ксеркс, он между прочим говорит,
912–914: О, что будет со мною? Вдруг ослабла вся сила в суставах моих, Как увидел я старцев–сограждан.Это очень правдоподобно и живо. Встречаясь с друзьями после несчастий, мы действительно испытываем или подъем, или упадок духа, что и выражается, конечно, известными физиологическими признаками, как в этих стихах.
Далее начинается плач, завершающий трагедию (918–1076), о котором нечего сказать нового по сравнению с нашим анализом 961–1004. Те же повторения и перефразировки, например
1066–1076: Ксеркс. И вторь ты воплю моему. Хор. Увы, увы. Ксеркс. С рыданьем во дворец ступай. Хор. Увы, увы. Ксеркс. О, бедная Персидская земля. X о р. О горе, горе нам. Ксеркс. Уж вопль по городу идет. Хор. Конечно, вопль, да, да. Ксеркс. В одежду мягкую одетые, рыдайте. Хор. Увы погибшим всем На трехвесельных кораблях. Ксеркс. О, бедная Персидская земля. Хор. Тебя я плачем горьким провожу [206]206
2 Е. .
ХО. .
. .
<. .)
2. .
. .
SE. ' .
. ' ' .
. yoвo& .
. ^ ^ ^ —.
. .
. .
SE. , .
. , .
Та же продолжительность (158 стихов). Та же симметрия (в построении строф и антистроф). Та же логическая завершенность.
1004–1006: О боги, зло вы сотворили Совсем нежданное для нас: Как страшно Ата вдруг взглянула.Наконец, та же свобода сознания у Ксеркса и хора от воспеваемого горя и то же реально–эмоциональное обеднение этой части трагедии, если смотреть на нее как на действительно «реальную» драму.
Остается одна точка зрения, способная спасти подлинные откровения Эсхила. Это точка зрения музыкального трагизма, раздвигающая рамки творчества далеко за пределы чисто человеческой психологии. В глубинно–музыкальном смысле «Персы» как раз дают богатейший материал. Однако это должно составить предмет особого исследования.
8. ПСИХОЛОГИЯ СТРАХА И УЖАСА. «НЕ–ДРАМАТИЧНОСТb» ОБРАЗА ПРОМЕТЕЯ.
Но продолжим наше изучение того, как Эсхил изображает страх.
Прежде чем перейти к «Орестее», этой единственной цельной трилогии, которую пощадило для нас время, рассмотрим еще две трагедии — «Скованный Прометей» и «Умоляющие», которые представляют однородный материал для изучения страха.
Итак, здесь опять или страх изображен слабо, и тогда его можно считать «реальным», или хорошо, и тогда он уже «не–реальный».
Могучий титан прикован Зевсом к скале за то, что он похитил с неба огонь для жалких смертных. Он громко повествует о своих подвигах и взывает о незаслуженности своих мук. Хор Океанид сочувствует страданиям Прометея и старается его утешить. Среди этой непрерывной ламентации и лиро–эпической оратории вдруг врывается Ио, возлюбленная Зевса и превращенная ревнивой Герой в телку. Ужасный овод пронзает ее неустанно своим жалом, и она мечется по сцене с обезумевшими глазами. Так надо представлять себе бедную Ио. Что же она говорит и каково ее поведение?
Вот ее первые слова.
561–588: Что за край, что за люди? Кто там на скале, Обвеваемый бурями, Тяжко стонет в цепях? О, скажите, за что Он прикован безжалостно? О, скажите, в какую страну забрела Я, несчастная? Увы, увы. Овод пронзил меня жалом, Аргуса призрак, спасите. Страшно мне. Видите, вот он — Тысячеглазый. Вот он — со взором лукавым Мертвый восстал из земли, Вышел из ада, Гонит меня по прибрежным пескам, исхудалую. Вздохи доносятся флейты пастушьей, унылой, Гимн усыпительный, горе, Горе, куда забрела я, скиталица? Зевс, о, за что ты меня на страданье обрек? Мучишь, преследуешь, полную ужасом, Жалкую деву, безумную? Громом убей меня, в землю укрой, Брось на съедение гадам морским. Боже, внемли Стонам моим. Я уже скиталась довольно. О, если бы знать мне, Где мой приют. Слышишь ли жалобы бедной изгнанницы?Быстрое перебегание внимания от одного предмета к другому, эмоциональные образы (569), незатейливое обращение к Зевсу — все это годилось бы и для «реальной» драмы. Но надо учесть два обстоятельства, прежде чем дать окончательное суждение о характере чувств, переживаемых Ио. Первое — то, что Ио, как сказано, введена среди ламентации. Это далеко не значит, что она психологически прерывает ламентацию. Прислушайтесь к ее словам, к словам Прометея и Океанид, беседующих с нею. В длинном монологе (640–686) Ио рассказывает историю своей связи с Зевсом. Здесь все те же жалобы (на) Зевса, все то же изображение его несправедливостей. А за ней и хор тяжко стонет,
694–695: О Судьба, о Судьба, Мы дрожим пред тобой.Но — это отдельный голос из хора и оркестра, которые исполняют ораторию. Это сольный номер певицы под аккомпанемент органа. Но кроме всего этого надо иметь в виду и другое обстоятельство: Ио не всегда так «реально» непосредственна, как в стихах 561–588. Уже и там кроме общей недраматической длины, монолога могли попадаться междометия среди совершенно связной речи (579, а также 599). А дальше ей принадлежит большой рассказ, для которого надо иметь вполне спокойное сознание и в котором нет ни одного междометия, что непосредственно напомнило бы зрителю и читателю об оводе; нет междометий и вообще в этой части трагедии 609–741. И только после монолога Прометея в 41 стих (700–741), приходящего к концу с некоторым закруглением, Ио кричит,
742: .Наконец, совершенно эпичны и последние слова Ио,
877–886: Защитите, о боги [207] . Я чувствую, вновь Охватило мне душу безумье. Я горю, холодею. Пронзает меня Ненасытного овода жало. Сердце в страхе трепещет. Немеет язык, И вращаются очи. А ярость, Словно буря былинку, уносит меня. Тонет разум в пучине страданий…Здесь она сама про себя говорит, что ее охватило безумие, что у нее трепещет сердце, вращаются очи и проч. Это или чисто эпические приемы изображения душевных движений, приемы созерцания, живописания, или утоление души и гармонизация ее настроения, и в последнем случае это не просто реальная психология, а музыка. Разумеется, тут сильное настроение, но оно создается не столько этими словами Ио, сколько общим фоном трагедии. Или, что то же самое, изображение душевных движений не усиляет здесь общего настроения, а только продолжает его, да и то если отказаться видеть в этих изображениях действительно попытку изобразить боль от укусов овода или страх при блужданиях. Это все тот же мистический ужас. Океаниды как перед самым появлением Ио пели,
207
,