Форма. Стиль. Выражение
Шрифт:
ИЛИ
546–551: Что в их любви? Разве смертные могут помочь? Разве не знал ты, что немощью Сковано племя их бедное, Недолговечное, Не перестроить им мира — созданья богов, — так и после ухода Ио, бедные, все стонут о том же, 898–900: Ио, мы плачем, дрожим, Видя страданья твои, Попранный девичий стыд…ИЛИ
903–905: Зачем родилась я, не знаю: Я средств не могу отыскать, От воли Зевесовой как убежать. Пер. Аппельрота.Ясно, что появление Ио с ее чувствами —
В «Умоляющих» типичен для эсхиловского выражения страха, боязни и страдания — первый хор (1–175). Это такой огромный монолог, что в нем можно рассказать все, что угодно. Данаиды и делают это. Отметим в качестве примера лиро–эпических средств выражения страха следующее.
63–76: С мест привычных коршуном гонима, Снова свой возобновляет стон И судьбу оплакивает сына, Как родной рукой был умерщвлен, Как погиб от гнева ее он. Так и я по–ионийски Стану сетовать, стонать, Загорелые на солнце Щеки нежные терзать. Сердце скорбью беспредельно, Цвет печали буду рвать. Я бегу страны туманной, Если б им меня не знать. 111 — 121: Но опасность близка. О, какое страданье. Громко, тяжко оно. Слезы душат меня. Так, печалью полна, похоронным рыданьем, Громким воплем почту я, живая, себя. И льняные терзаю свои одеянья И сидонский покров. Обращаюся я И к Апийской земле. О страданья, страданья. Голос варварский мой узнаешь ты, земля? [208]208
Вейля несколько иная расстановка, причем ст. 115 отсутствует.
Но наиболее интересен страх Данаид в конце трагедии, когда египтяне были уже готовы взять их на корабль. Стихи 776–824 очень напоминают собою по настроению хор из «Семи против Фив» 78–180. Однако он становится более живым в стихах 825–835 и потом в 884–892.
825–835: О боги, о боги [209] . Вот хищник с корабля, Уж на земле он. О, если б ты погиб. Еще другой. Я вижу в том начало наших бедствий, Насилия над нами. Боги, боги [210] . О, поспеши изгнанницам на помощь. Я вижу их надменные угрозы. И вот они… О царь. О защити. 884–892: Отец, защита смертных. Увлекает Совсем беда. Как будто паутиной Окружены. О сон. О мрачный сон. О мать–земля. О отврати же ужас Ты криков боевых. О царь Зевес . [211]209
О .
210
.
211
Это — замечательное место, разбивающее вдребезги обычный взгляд на трагедию Эсхила как на какую–то сдраму», хотя бы и «героическую». Тут почти чистая музыка, ибо даже такие понятия, как (885), (888), , (890, 892), несомненно, прежде всего музыкальны. Междометия и восклицания добавляют общую картину (884, 890, 892). Вот это место (к тому же ради чисто музыкальных целей — ибо логически это было бы бессмысленно), повторенное с различными выражениями в ст. 894–901.
9. ПСИХОЛОГИЯ СТРАХА И УЖАСА. РАСТВОРЯЕМОСТb ЧУВСТВА СТРАХА СРЕДИ ПРОЧИХ ПЕРЕЖИВАНИЙ.
К тем особенностям в изображении страха у Эсхила, которые мы формулировали раньше, как это следует из нашего изложения, надо прибавить еще одну. Это именно, если можно так выразиться, 3) растворяемость чувства страха, его сцепление с прочими переживаниями. Эта особенность вытекает из двух первых: она возможна только потому, что Эсхил мало и неохотно изображает «реальную» человеческую душу, «реальные» чувства, «реальный» страх. Мы сказали в начале, что чувство страха имеет разные степени своего развития, от аффектов до сложных интеллектуальных переживаний. У Эсхила, как мы видели, почти нет никакого различия между аффектом страха и чувством страха. Ведь это было бы возможно при условии специального интереса Эсхила к человеческой психике. Раз у Эсхила этого интереса нет, то, разумеется, и чувства, им изображенные, вовсе не обязаны для своего поэтического бытия быть еще и психологически правильными и сложными. Эсхил занят другим, и для этого другого существуют другие и способы поэтической композиции. Сравните этот эсхиловский ужас с чувством, например, Андромахи в «Троянках» Эврипида, где несчастная мать преисполнена реальнейших чувств к ребенку
Отсюда для нас получается уже новая точка зрения для тех чувств, которые изображены у Эсхила, кроме «страха». Но прежде чем коснуться этих эсхиловских изображений, обратим внимание на образы Кассандры и Эринний в первой трагедии из «Орестеи», в «Агамемноне». Мы оставили Кассандру и Эринний на конец потому, что в изображенных здесь чувствах как раз синтез всего того, что мы до сих пор отметили характерного для эсхиловского ужаса.
В сцене с Кассандрой дана следующая последовательность душевного состояния этой пророчицы: 1) экстатический взрыв (1072–1089), во время которого она выкрикивает только,
1072–1073: О горе, о горе, земля. 1076–1077: О Аполлон, Аполлон. [212]2) На фоне этой «дионисийской» бури к ней слетает Аполлон: ее обступают видения, в которых она прозревает в прошлое,
1090–1092: О нет. Кров, богам ненавистный, свидетель Он многих злодейств, своей плоти убийств. Людская то бойня, пол, залитый кровью. 1095–1097: О да. Вот свидетельства, верю я им… Вот дети в слезах, что зарезаны там, Зажарено мясо, и съел их отец. Она прозревает и в будущее (1095–1139). 1107–1111: Увы, о несчастная, дело какое. Супруга, участника ложа Водою омыв… Ах. Конец как поведать? Да, скоро свершится: рука то и дело К нему простирается вновь. Потом она успокаивается (1146–1172). 3) Наконец, она вполне спокойна (1178–1213); здесь она сама говорит 1183: Объясню уж без загадок, —212
6.
', '.
и уже сознательно квалифицирует свой пророческий экстаз,
1194–1195: Ошиблась ли иль как стрелок попала Я в цель? Была ли лжепророчицей, Как шарлатан, что в дверь ко всем стучится?Тут же она ведет вполне спокойный разговор с хором о том, как в нее был влюблен Аполлон и как он дал ей пророческие способности и пр. 4) Далее следуют новый взрыв «дионисийского» волнения и новые видения (1214–1255), но уже с сильной рефлексией,
1214–1216: Увы, увы, ох, беды, беды. Опять меня ужасная кружит Видений мука, приступом волнуя… [213]переходящей потом в полное спокойствие, где она опять сама говорит о своем пророчестве,
1252: Не понял, значит, ты моих вещаний. 1254: А слишком хорошо по–эллински я знаю. По–эллински с тобой я говорю. Пер. Котелова.5) Этот четвертый фазис экстаза с некоторой рефлексией и дальнейшим успокоением повторяется у Кассандры еще раз (1256–1320). И наконец, 6) Кассандра примиряется со своей участью и молит только о мщении своим врагам.
213
.
*
.
214
Стихи 1313–1314, вставленные у Вейля между 1326 и 1327, я пропускаю, а стихи 1327–1330, отнесенные Вейлем к следующему хору, присоединяю к словам Кассандры. Этому соответствует и перевод Котелова (иногда по догадке вследствие испорченности места).