Французская новелла XX века. 1900–1939

Пруст Марсель

— Да, — решила Сюзанна, — так дальше нельзя.

Она тоже взялась за поиски какого-нибудь заработка, но, как и Робер, везде наталкивалась на отказ либо получала самые неопределенные обещания. Теперь они уже не прятались, а, напротив, стали выходить чаще в надежде встретить земляка, попавшего сюда проездом, и призанять денег. Робер, ни минуты не колеблясь, подписал бы вексель. Он даже подумывал, не обратиться ли к ростовщику. Но в Париже он никого не знал, а прибегнуть к услугам кого-нибудь из их мест не осмеливался, опасаясь длинных языков. От всего этого Робер совсем пал духом. Он питался одними бутербродами у себя в номере и запивал их водой из умывального кувшина. Сюзанна не

жаловалась. Она подбадривала его, как умела, уводила гулять на бульвары, и, если какой-нибудь мужчина слишком выразительно ее оглядывал, Робер опускал глаза и тут же закатывал ей сцену, не обращая внимания на прохожих.

Однажды днем на террасе кафе их окликнул какой-то человек, которого они сперва не узнали. Довольно вульгарный субъект, впрочем, живой и общительный.

— Да ведь это господин Эктор! — воскликнула Сюзанна.

— Он самый. Привет!

Девушка представила Робера, и тот машинально прикоснулся к шляпе.

— Очень рад, дорогуша! — с дружеской фамильярностью заговорил Эктор, указывая на стулья. — Присаживайтесь. Выпьем по стаканчику?

Эктор был лесоторговец и вел веселую жизнь, то и дело попадая в пикантные истории. Роберу было известно, что он не пропускает ни одной юбки, а подобные вещи вызывали в юноше чувство брезгливости, но все же ему удалось пересилить себя, несмотря на улыбки и любезности, которые этот тип расточал Сюзанне.

— Вот что, детка, на днях я встретил вашего папашу, — начал Эктор. — Он не знает, где вы, и, понятное дело, волнуется… Надо бы вам черкнуть ему словечко… Что вам стоит? Марку купить, и только…

Робер слушал молча и усталым, измученным взглядом смотрел на Сюзанну.

— Что ты так смотришь? Господин Эктор дает разумный совет, — сказала девушка. — Он прав. Я должна была послать открытку.

— Прав, не прав, не в том суть! — изрек лесоторговец. — Вы счастливы?

— Очень, — отвечала Сюзанна.

— Ну и дай вам бог! В конце концов — это главное… — Тут он хитро подмигнул. — Любовь, она всегда любовь.

— Я готов сухую корку грызть, только бы нам не расставаться, — медленно произнес Робер.

Эктор расхохотался.

— Сухую корку! Э-э, куда хватили! Об этом и речи быть не может. Да что там: если вы вечером свободны, я угощаю вас ужином. Идет?

— Сегодня я не могу, — глухо ответил Робер.

— Тогда завтра.

— И завтра не могу.

— Жаль, жаль…

— Но Сюзанна свободна, — глядя в сторону, продолжал Робер. — Пусть идет одна. Я не хочу лишать ее развлечения.

— Робер!

— Что «Робер»? Раз господин Эктор любезно приглашает тебя в ресторан — ступай! Я подожду тебя в баре возле гостиницы.

— Как хочешь…

Неслышно приблизился официант, и лесоторговец заказал:

— Еще три бокала!

Зажглись фонари. На другой стороне бульвара фасады расцветились ожерельями голубоватых и розовых огней. Было тепло. В толпе гуляющих скользили женщины, украдкой бросая вокруг быстрые призывные взгляды. Пряча досаду, Робер притворился, будто они его волнуют, но скоро почувствовал, как отвратительна ему роль, которую он разыгрывает за этим столом, и поднялся; он протянул руку коммерсанту, затем сухо обратился к Сюзанне:

— Значит, договорились… К двенадцати я буду в бистро. Не опаздывай. Ты ведь знаешь, где это?.. В двенадцать, в половине первого…

Но девушка молчала, и он быстро зашагал прочь.

— Ну и чудак! — произнес Эктор после паузы. — Что это с ним? Рассердился?

— Вовсе нет, — заступилась Сюзанна. — Просто у него такой характер.

— Ну, тогда мне вас жаль!

Она вздохнула.

— Да нет же, мне не на что жаловаться.

А Робер

тем временем, кипя яростью, какой он и сам от себя не ожидал, пытался понять, что же происходит у него в душе, но стыд и гнев мешали ему. В полном смятении дошел он до ворот Сен-Дени, потом вдруг опомнился и повернул назад. Мысль, что сейчас он опять увидит свою подругу в обществе господина Эктора, наполнила его жгучей ревностью. Но ведь он сам виноват, что девушка приняла приглашение лесоторговца. Иначе бы она ни за что не согласилась. Ей это было ни к чему. И она прекрасно обошлась бы без этого ужина, если бы он, Робер, не свалял дурака и не брякнул, что она свободна. Но в ту минуту он подумал, что Сюзанна будет рада хоть разок полакомиться, ему показалось таким естественным не лишать ее этого удовольствия! Пойти вместе с ней он не мог — не позволяло самолюбие: ведь у него не было денег, чтобы, в свою очередь, заказать бутылку вина или купить потом три билета в театр или кино. Теперь же, когда он принес такую жертву, невыносимо было даже представить себе, что после ужина Эктор может сделаться еще развязнее, и кто знает, до какой степени! Чего ждать от провинциального донжуана? Он ее напоит, заморочит ей голову всяким вздором, а потом, разумеется, усадит в такси и, распалив поцелуями, повезет к себе в номер.

Юноша застонал от горя. «Ох, не так надо было договориться, я должен был отпустить ее только до десяти!»

Увы, было поздно. Когда в полном расстройстве чувств он примчался на террасу, разыскивая взглядом парочку, за столиком уже никого не было. Страшная тоска сдавила его сердце. Он обошел кафе, оглядел все столы и понуро побрел к себе в гостиницу; не успев войти в номер, он бросился на кровать.

«Она, наверное, подумала, — размышлял он, — что я дал молчаливое согласие на все, что бы ни предложил этот нахал. Какой ужас! Ведь у нас осталось всего полсотни франков, и она тоже захочет принести жертву. Я скотина. Подлая скотина. Ничтожество… Не хочу! Нет, нет… не хочу…»

И вот теперь, в этом маленьком кафе, где он назначил свидание подруге, его исподтишка рассматривали игроки в очко и в белот. Они сразу его раскусили. Напрасно Робер старался держаться независимо, напрасно делал вид, будто увлечен своей книгой, — ничто не помогало: шаря по нему оценивающими взглядами, они зубоскалили и громко обменивались замечаниями на его счет.

Верзила Шарль провозгласил:

— Фу-ты ну-ты, есть же охотники забивать себе башку всякой ерундой!

— Ученые липовые! — подхватил Исидор.

— Ну, насчет ученых, это ты загнул, — с холодной издевкой проговорил Алексис. — На что хочешь спорю, этот щенок сбежал с урока!

— А ты спроси у него.

— Могу.

Алексис поднялся, шагнул к столику, за которым сидел Робер, и вырвал у него из рук книгу.

— Что, приятель, книжечки почитываем?..

— Как видите, — отвечал ошеломленный Робер.

— И что же это у тебя за книга?

— «Манон Леско».

— Как, как ты сказал?

Жан Кривой отложил карты, подтянул штаны и подошел к Алексису, который толстыми, в перстнях, пальцами перелистывал роман.

— А ведь это про любовь! — картаво произнес он. — Ну-ка, покажи.

— Вы не знаете «Манон Леско»? — простодушно удивился Робер. — Никогда не читали?

— Эй, ты! — грубо оборвал его Алексис. — Вопросы задаем мы. Твое дело отвечать. И вообще, какого черта ты здесь околачиваешься?

— Я жду.

— Кого бы это? Такого же сопляка, как ты сам?

— Нет. Свою жену.

В ответ раздалось гоготание. Робер огляделся, но, так и не поняв причины общего веселья, умолк.

— Кроме шуток? У тебя есть жена? — опять завел Кривой.