Фредди и большой шурум-бурум

Райхе Дитлоф

Мастер Джон сел как следует, выставил, как всегда, два пальца и со всего размаху как саданет по новой пишущей машинке! Его как будто обожгло. Во всяком случае, так казалось со стороны, потому что он тут же убрал свои пальцы и сидел теперь, положив руки на колени. Посидев так какое-то время, мастер Джон опять прицелился и легонечко нажал на две клавиши. На мониторе появились две черные буковки. Как на белом листе бумаги. Дело пошло. Мастер Джон бойко писал на новой машинке, а я…

Я сидел и смотрел, как он легко и изящно, без малейшего усилия нажимает на кнопочки. Я сидел и наслаждался. Потому что понял — это

моя машинка. На ней я смогу научиться писать!

Вскоре я услышал, как Софи поднимается по лестнице. Честно говоря, мне сейчас было совершенно не до нее. С гораздо большим удовольствием я посмотрел бы, как мастер Джон перебирает кнопочки. К тому же мне надо было еще обдумать, как убедить сэра Уильяма, что в умении писать нет ничего предосудительного. Как нет ничего предосудительного в том, чтобы хотеть установить контакт с мастером Джоном.

Сегодня Софи, кажется, пришла не одна. Я слышу шаги еще какого-то человека. Судя по всему, взрослого.

В дверь постучали, и мастер Джон вышел в прихожую.

— Хэллоу, кид! — услышал я привычное. — Привет, Грегор!

Грегор? А он откуда взялся? Ах да… Правильно. Он должен был вчера вернуться с гастролей.

— Фредди! — Софи влетела в комнату, как ошпаренная. — Фредди, представляешь, мы поедем сегодня домой!

Мне так хотелось попрощаться с сэром Уильямом. И с мастером Джоном. Уж нашел бы какой-нибудь способ, как это сделать. Да и Энрико с Карузо я бы сказал на прощание несколько ласковых слов. Но Грегор с Софи с такой скоростью утащили мою клетку, что я даже пикнуть не успел.

В комнате Софи все осталось по-прежнему. На ее письменном столе все так же лежали тетради и ручки с карандашами, как будто к ним никто никогда не прикасался. Грегор поставил мою клетку на прежнее место. Софи устроила в честь переезда настоящий пир. Я получил на обед несколько хороших, жирных мучных червей.

Что и говорить, Софи самая чудесная девочка на свете.

Но ее комната была на этом свете самым тоскливым местом.

Я оказался в настоящей духовной пустыне.

Меня разлучили с моей новой пишущей машинкой.

Конечно, еще не известно, как бы я с ней управился, и управился ли вообще. Но пока я усиленно отгонял от себя эти мысли: зачем попусту расстраиваться? Вместо того чтобы заниматься сейчас делом, я сидел и тупо впихивал в себя жирных червяков. Что же мне теперь так тут и сидеть, набивая себе брюхо, и ждать, пока лопну от обжорства? Нет, такая перспектива меня совершенно не устраивала.

Нужно срочно что-то придумать и найти выход из сложившейся ситуации.

Ситуация, надо сказать, оказалась при ближайшем рассмотрении не столь уж драматичной. В конце концов, тут тоже есть книги. У мамочки, помнится, полки аж до потолка. Но как я, оставленный на произвол судьбы, буду доставать эти книги, было для меня загадкой. Пока.

— Фредди, ты рад, что снова дома?

Ну, разумеется. Я встал на задние лапы и попытался придать своей физиономии приветливое выражение.

Софи ведь ни в чем не виновата. Она хотела как лучше.

— Софииии! Подойди, пожалуйста, ко мне!

— Сейчас, мамочка!

Софи вышла из комнаты и оставила, по обыкновению, дверь не закрытой.

— Софи, о чем мы сегодня утром договорились? На каком условии мы разрешили

тебе взять хомяка обратно?

Очень интересно. На каком же?

— Мы договорились, что я никогда не буду выпускать Фредди из клетки.

Привет горячий, мамочка! Мы с другом карандашом давно уже перечеркнули все твои условия.

— Правильно, а еще?

— А еще, что я всегда буду закрывать дверь в свою комнату.

— Правильно. И я очень прошу тебя впредь не забывать об этом. Поняла?

— Да, мамочка.

Софи вернулась в комнату и закрыла плотно дверь. Теперь она всегда так будет делать. Я оказался в ловушке. Я обречен торчать в этой комнате. Даже ночью мне будет не выбраться отсюда. А это означает, что…

— Да, Софи. Еще кое-что.

— Да, мамочка?

— Мне кажется, клетка нехорошо пахнет. Надо ее почистить. Лучше всего вытряхни старые опилки и насыпь свежие.

Вытряхнуть все опилки? Но тогда Софи найдет мой карандаш! Правда, она сама мне его подарила. А если она уже забыла об этом? В любом случае надо быть готовым к тому, что она его отберет. И что потом? Ничего. Я никогда не смогу выбраться из клетки. Меня приговорили к пожизненному заключению!

— Но, мамочка, ты ведь сама велела выбросить в мусор мешок с опилками!

— Значит, нужно купить новые! Пусть папа сходит. А если не может, пусть спросит у Джона. Он наверняка держит запас для своих морских свинок.

— Хорошо, мамочка. Я сейчас сбегаю к нему.

— Зачем бегать? Позвони. Он с удовольствием придет к нам.

— Нет, я лучше сама схожу, ладно?

Мамочка любезно разрешила Софи сходить к мастеру Джону, и Софи умчалась, радостно бросив мне на прощанье:

— Не скучай, Фредди! Я скоро!

Это был мой единственный шанс. Сейчас или никогда. Я должен бежать. Причем немедленно, пока никто не помешал.

Мысль о Софи заставила меня помедлить. Она, конечно, очень расстроится. Фредди исчез! Судя по всему, сбежал! Почему? Разве ему плохо тут жилось? Разве о нем плохо заботились? Софи не просто расстроится. Она будет глубоко несчастна.

А я? Я тоже буду несчастлив и умру от горя, если я останусь в клетке.

Через минуту я уже выбрался наружу и быстро спустился по шторе вниз. Дверца так и осталась открытой. Посреди клетки валялся карандаш. Он сослужил свою службу и больше, увы, мне не понадобится. Так. Куда же теперь? Где меня будет искать Софи прежде всего? Я задумался. Потом развернулся и снова пополз по шторе. Наверх. Я не стал останавливаться возле своей книжной полки. Я упорно лез дальше, к карнизу. Он был достаточно широким, чтобы я мог удобно расположиться, не рискуя сорваться вниз. Там меня вряд ли кто обнаружит. Посижу какое-то время, а потом слиняю при первой же возможности. Уж, наверное, найду какое-нибудь укрытие в этой квартире. Главное, выбраться из комнаты, а потом поискать подходящее местечко, в котором я мог бы хранить запасы продовольствия. Потому что мне придется самому заботиться о пропитании, и тут уж не разбросаешься. Все, что найду, буду тащить к себе в нору. Как и полагается порядочному хомяку. И при этом надо будет все время держать ухо востро, чтобы не попасться. Ведь если я буду шнырять по квартире, мамочку наверняка опять разнесет, как тыкву. И тогда… тогда держись, Фредди! Тогда начнется настоящая травля!