Галопом к столбу
Шрифт:
Малинин не смог сдержать смешок. А
Карасёв, цепко ухватив Лавровского за рукав,
прошептал:
– Пошли, Лёша, пошли… Сколько раз
повторять надо: язык твой - враг твой. Итак ты из-за
него врагов уже много нажил.
– Не сдержался, - вздохнул Алексей.
– Ну, да
ничего - бог не выдаст…
– Научил тебя присказке на свою голову, -
пряча улыбку, проворчал Карасёв.
– Ладно, ребята,
поехали в «Черныши». Выпьем
да вздремнём малость. Суббота хлопотная будет.
Глава 26
В кондитерской Трамбле
Нет, совсем не случайно хитрый француз
Коде-Октавий Трамбле подыскивая место для своей
кондитерской отдал предпочтение углу Кузнецкого
моста и Петровки. Эти улицы, подобно магниту,
притягивают к себе аристократок и купчих, жён
преуспевающих адвокатов и врачей, актрис и
кокоток… Короче говоря, всех представительниц
слабого пола имеющих деньги. С утра до вечера
здесь многолюдно. Кто-то приехал заказать платье и
бельё в мастерской самой лучшей московской
модистки мадам Маргариты Минангуа. Кому-то
срочно потребовались новые перчатки, а самый
317
богатый их выбор, как известно, только в магазине
Софи Пло. Любая женщина, оказавшись вблизи
Кузнецкого моста, сразу же вспомнит, что ей
необходимо купить… Купить… И даже если не
сумеет ответить на вопрос спутника: «Что, именно,
сударыня?», всё равно потащит его в «Парижский
галантерейный магазин Торбена». Ну, а после
покупки разве можно отказать себе в удовольствии
выпить чашечку кофе или горячего шоколада?
Правда, цены у Трамбле «кусаются». Но кто станет
мелочиться, если только что выложил пятьсот-
шестьсот рублей за новый бальный туалет,
заказанный у мадам Минангуа или изрядно
«сэкономил» приобретя его в магазине готового
платья «Город Лион»?
Утро выдалось замечательное. Мороз
стоявший целую неделю, заметно ослаб. Ярко
светило солнце. Выпавший ночью снег приятно
поскрипывал под ногами.
– Скверно, что слишком хорошая погода, -
сказал Малинин.
– Публики очень много. Боюсь, у
Трамбле не окажется свободных мест, тем более, что
нам нужно не любое…
– Ерунда, - успокоил его Лавровский.
– Я знаю
швейцара, он раньше в 1-м участке Мясницкой
части служил. Меня, признаюсь, волнует другое.
Все мои наличные капиталы - рубль с копейками. С
такими деньгами к Трамбле не ходят.
– У меня красненькая осталась. На игру
откладывал. Поставили
318
него рубля по два дадут… Но, ничего не поделаешь
– дело важнее.
– Какой Летучий, друг мой? Приз принца
Валлийского выиграет Молодец.
– Поговаривают, он сейчас не в порядке.
Разладился после прошлой езды.
– Мне сам Кобзев сказал, что первое место
возьмёт. А ему верить можно.
– Не будь наивным, Лёша! Кобзев, как и
многие наездники, склонен выдавать желаемое за
действительное.
– Не скажи! Помнишь, он прошлой осенью…
Спор, как и всегда в подобных случаях, грозил
затянуться до бесконечности. Но они уже подошли к
кондитерской.
Несколько свободных столиков в зале
имелось, но дюжий усатый швейцар учтиво
объяснял всем жаждущим их занять:
– Не серчайте, господа, только нет свободных
мест. А те, что сейчас не заняты, за постоянными
гостями оставлены.
Лавровскому швейцар обрадовался:
– Лексей Васильевич! Давненько мы с тобой
не виделись. Редко к нам заглядываешь. А тут
интересного поболе, чем в участке.
– Знаю, Никитич, - кивнул Алексей. - Одна
средняя дверь в вестибюле чего стоит… Только я
теперь не репортёрствую.
– Экая жалость!
– Ничего, я тебе своего приемника пришлю.
319
– Надёжный человек?
– Как я. И нежадный такой же. Дашь ему
хороший материал - гонораром не обидит.
– Премного благодарен. А то на жалованье
копеечное да чаевые грошовые семейство в достатке
содержать нелегко.
– Держи, - Алексей протянул ему свою
последнюю рублёвку.
– Отслужить чем могу?
– Можешь. Один из ваших постоянных гостей
нас интересует. Евгением Моисеевичем его зовут.
Швейцар наморщил лоб:
– Не припоминаю, что-то такого.
– Толстогубый, высокий, плешивый, - уточнил
Малинин.
– А! Так это барон Вейс Евгений Михайлович.
Он у нас каждый день бывает - стол у него
постоянный в самом углу. В одиннадцать всегда
приходит.
Лавровский достал карманные часы - без
десяти одиннадцать. Жалко совсем нет время
расспросить Никитича о самозваном бароне из
Одессы. Попросил:
– Никитич, нам нужно сесть как можно ближе
к нему.
– Сей момент устроим. Стол Веры Ивановны
Фирсановой, кажись, не занят, - сказал швейцар,
заглянув в зал. И позвал:
– Пётр Иванович!