Галопом к столбу
Шрифт:
известные. Ну нальём и им самую малость… Вон
огонёк в вагоне светится.
Пошатываясь, Алексей поднялся в вагонные
сени - на открытую площадку с навесом
огороженную фигурными перилами - и забарабанил
в дверь мастерской:
– Откройте, мужики!
– Пошёл вон, скотина, - послышался из вагона
голос, судя по характерным интонациям,
309
принадлежащий
человеку
привыкшему
распоряжаться.
–
его голос.
– Откройте, мужики! - Лавровский рванул
дверь, что есть силы. Но задвижка выдержала.
– Нам
стакан нужен али кружка какая.
– А по морде хошь?- лениво поинтересовался
тот же голос.
– Проваливай, пока я добрый.
Подожди, подумал Лавровский, сейчас ты у
меня злым станешь.
– Нашил на тужурку пуговицы в два ряда и
вообразил, что бога за бороду ухватил? Да видал я
тебя вместе с твоими пуговицами…, - Алексей
разразился отборной и замысловатой матерной
бранью. По своему бурлацкому прошлому он знал -
ни один хоть немного уважающий себя человек
после таких слов обидчика без мордобития не
отпустит. И не ошибся.
– Ну, пеняй на себя, раз напросился, - в голосе
невидимого собеседника больше не было лениво-
благодушных ноток. - Измордую, сволочь
сиволапая!
– Сидите, Мартын Егорович, - остановил его
приятный тенор.
– Я сам разберусь.
– Только поосторожнее, Сева. Похоже их двое,
а то и трое.
– Ничего управлюсь. Ваня Комаров мне
несколько уроков английского бокса преподал и кое-
каким хитрым пластунским приёмам обучил.
310
Дверь распахнулась. На пороге стоял щуплый
молодой блондин в чёрной тужурке с синими
кантами на обшлагах и воротнике. В глубине вагона
за столом сидел высокий плотный мужчина - лысый,
со шрамом через весь лоб.
– Так, говоришь, стакашек тебе надобен? -
усмехнулся Сева, окидывая Лавровского
оценивающим взглядом.
– Тогда полу…
Плохо Комаров учил Севу. Не объяснил
самого главного: сначала бей, а языком помолоть
потом успеешь. Лавровский правой перехватил руку
железнодорожника, картинно отведённую для удара,
а левой, что есть силы, врезал ему в челюсть.
Отшвырнув сразу обмякшего Севу в сторону,
Алексей рванулся вперёд. В вагон тут же ворвались
Карасёв и Малинин с револьверами наизготовку.
Человек со шрамом молниеносно выхватил из-под
шапки лежащей на столе «Смит-Вессон». Но
воспользоваться
первым. Потом ещё раз.
Старый полицейский никогда не
промахивался.
– Готов, - сказал побледневший Лавровский,
осмотрев труп.
– Одна пуля в плечо, а вторая прямо
в сердце. А ведь могли мы его живьём взять.
По виду Малинина чувствовалось - он
разделяет мнение друга.
– Нельзя с этими извергами и иудами по-
другому, ребята. А то расплодятся, как тараканы -
хорошим людям от них житья не станет, - вздохнул
311
Карасёв и перекрестился. - Прости господи меня
грешного… А второй-то хоть дышит? Ты, Лёшка,
его кастетом, что ли саданул?
– Не, кулаком… Да ничего с ним не
случилось! Уже глазами хлопает.
Очнувшийся Сева увидел убитого Шишкина
и, брызжа слюной, закричал:
– Сатрапы!... Палачи!... Но подождите,
сволочи, придёт и наше время… Будем вас на
фонарях вешать!
Карасёв покачал головой:
– Вот видите, ребята, какие они… И ведь, в
самом деле, будут, если им окорот вовремя не дать.
С улицы послышались выстрелы, топот ног.
– Лёша, присмотри за этим, - сказал Карасёв.
–
А мы с Сергеем Сергеевичем пойдём, взглянем, что
там творится.
Малинин вернулся через несколько минут:
– Курилов в пассажирском вагоне прятался.
– Взяли? - спросил Лавровский, а сам, так
чтобы не видел арестованный, отрицательно
покачал головой.
Сергей сразу догадался, что задумал друг:
– Нет. Оказал вооружённое сопротивление при
задержании и был убит. Молодцы городовые - всё
нам хлопот поменьше. Теперь не двух допрашивать,
а только одного. Может быстро управимся и поспать
до утра часок-другой удастся.
– Сомневаюсь. Этот злодей, судя по всему,
упрямый. Намучаемся с ним пока заговорит…
312
Слушай, друг мой, а пока Матвеича нет, давай и
этого вслед за Куриловым и Шишкиным отправим.
Скажем, что плохо обыскали его, не нашли в
кармане кастет. А он на меня с ним бросился.
Сева, побледнев, залепетал:
– Но позвольте, господа… Это беззаконие…
Мою вину должен определить суд. А я готов дать
вам честное слово, нет ничего такого на мне, что
наказывается смертной казнью.
Малинин отмахнулся от него, как от
назойливой мухи:
– Помолчите, сударь, не до вас… Заманчиво,
Лёша, весьма заманчиво. Но вдруг он знает что-то