Галопом к столбу
Шрифт:
Саратовский кружок действовал с размахом.
Например, только на одном механическом заводе
купца Плотникова к нему примкнуло более
пятидесяти человек.
Чрезмерный рост численности - бич любой
тайной организации. Велик шанс, что найдется
предатель. Именно так и случилось в Саратове. Но
Гераклитова поймать не удалось. Когда полиция
294
явилась в дом, где он снимал комнату, хозяйка
сказала:
– Ещё вчерась Фёдор
съехали. В саму Москву отправились - невеста у
них там проживает.
Чутьё? Нет. Позднее выяснилось, что в
саратовской полиции у революционеров имелись
единомышленники.
Погоню удалось сбить со следа. Гераклитова
искали в Москве, а он объявился в Швейцарии. В
Женеве познакомился с эмигрантами Петром
Ткакчёвым и Каспаром Турским. Они были
противниками мирной пропаганды, считали более
надёжными средствами заговоры и террор. Как
всегда, поспорив всласть, Фёдор признал правоту
старших товарищей.
Весной 1877 года, он как эмиссар «Общества
народного освобождения» возвратился в Москву. С
собой привёз несколько чемоданов с журналами
«Набат» и очень солидную сумму денег.
Под именем Николая Глязера, сына важного
петербургского чиновника, поселился в
«Лоскутной» - одной из лучших московских
гостиниц. Стал возобновлять старые связи,
обзаводиться новыми. Как-то он намекнул одному
бывшему студенту Петровской академии, не раз во
всеуслышание
заявлявшего
о
своих
свободолюбивых взглядах, что приехал в Москву с
целью организовать покушения на генерал-
губернатора Долгорукова и начальника губернского
295
жандармского управления Слёзкина. А на
следующий день Гераклитова арестовали.
Впрочем, под арестом он был всего около
месяца. В ноябре Гераклитов, переодевшись
полицейским, бежал из одиночной камеры в
Пречистенском полицейском доме.
С тех пор следы его затерялись.
Поговаривают, что он умер от чахотки и похоронен
в Крыму. Но Пастухов в это не верит…
– По словам Пастухова не было у него никакой
чахотки, - закончил Алексей свой рассказ.
– Саратовский, говоришь? - усмехнулся
Малинин. - А Курилов, между прочим, тоже из
Саратова. Он, помнится, там помощником
полицмейстера служил.
– Я тоже на это внимание обратил.
– А припомни. Лёша, с кем сравнивали
фабричные златоуста Фёдора Ермолаевича?
–
он и есть тот самый Адвокат?
– Не исключено.
– Приехали, - повернувшись к ним, сказал
Гирин. - У какой пивной останавливаться? Их в
Юшковом переулке три.
– Наконец-то пожаловал, - с обидой в голосе
сказал Серёжка Емильянцев. - Обещался ведь в
восемь быть… А ещё говорят, по Лавровскому часы
сверять можно.
296
– Врут, Сергей Капитонович, - улыбнулся
Малинин. - Иногда он может на заранее
назначенную встречу совсем не явиться.
– А про то, что за интересные сведения своим
«агентам» вдвое больше обещанного платит, тоже
врут?
– хитро прищурился Емельянцев.
– Нет. Это правда, - Лавровский понял, что
репортёр раздобыл нечто любопытное. Сейчас будет
цену набивать. - Но при условии, что сведения,
действительно, того стоят.
– Тогда давай пятёрку, трёшницы мало.
– Держи, - Алексей положил на стол синюю
ассигнацию.
– Рассказывай.
– Нет никаких Конэссёров, Знавцов и
Сведующих. Все заметки и фельетоны одним
человеком написаны. Зовут его Вейсман Евгений
Моисеевич. Из Одессы он приехал. Привёз к
нашему редактору Соболевскому рекомендательные
письма - возьмите, дескать, под своё
покровительство талантливого репортёра и
достойного человека, пострадавшего за правду. И
наверное не только к нему одному, раз этого
прощелыгу все газеты печатают.
– В Москве на законных основаниях
находится?
– спросил Лавровский.
– На законных. Подмастерьем у аптекаря
Зусмана числится.
– А живёт где?
– Лавровский достал записную
книжку.
297
– В Зарядье. У Берга, в Ершовом переулке,
квартиру снимает.
– У Берга в Ершовом два доходных дома. В
каком из них?
– допытывался Алексей.
– В том, что в самом начале, на углу с
Зарядьевским… У Женьки этого денег куры не
клюют, а в такой трущобе поселился… Вот в этом и
заключается его еврейская сущность.
Лавровский придерживался другого мнения.
Скорее всего, одесский репортёр поселился в
Зарядье - одним из самых грязных и
неблагополучных московских районов - не из-за
жадности. Просто здесь, человеку, не дружащему с
законом, тем более еврею, было куда безопаснее,
чем на какой-нибудь Пятницкой или Тверской.
Население Зарядья больше чем на половину