Гамп и компания
Шрифт:
– Ну уж нет, извиняюсь, – говорю я ей. – На самом деле я собой не горжусь. Перво-наперво я совсем не хотел забираться в постель с мисс Хаджинс.
– Я не об этом, Форрест, – говорит Дженни. – Я никогда и не ожидала, что ты не станешь спать с другой женщиной. Ты мужчина. У тебя есть свои потребности. Дело не в этом.
– А в чем тогда?
– В твоей жизни, дуболом. Что ты здесь делаешь? Когда ты последний раз с малышом Форрестом время проводил?
– Ну, я звонил ему несколько недель назад. Я послал ему денег…
–
– Нет… но что мне было делать? Где я достану денег? Кто даст мне работу? Айвен мне здесь уйму долларов платит.
– Да? А за что? Есть у тебя хоть какое-то понятие, что за бумаги ты здесь каждый день подписываешь?
– Мне это не полагается, Дженни, – так мистер Бузовски сказал.
– Ну да. Я так прикидываю, ты должен самым тяжким способом это выяснить. И еще мне думается, у тебя нет никакого представления о том, что за дрянь ты только что себе в нос засунул.
– Честно говоря, нет.
– Но ты все-таки это сделал – совсем как всегда. Знаешь, Форрест, ты, может, и не самый смышленый парень в городе, но и не насколько тупой, как можно судить по некоторым твоим поступкам. Я знала тебя всю жизнь. Твоя беда в том, что ты обычно просто не думаешь… Понимаешь, что я имею в виду?
– Вообще-то я вроде как надеялся, что ты мне тут немного поможешь.
– Я уже сказала тебе, Форрест, – не всякий раз моя очередь за тобой присматривать. Ты должен сам начать оглядываться по сторонам. А пока ты будешь это делать, ты смог бы уделить чуть больше внимания малышу Форресту. Мама уже стареет, и ей со всем не управиться. Таким мальчикам, как малыш Форрест, в жизни нужен отец.
– Где? – спрашиваю. – Здесь? Ты хочешь, чтобы я перевез его на эту свалку? Может, я и тупой, но я все-таки вижу, что это не то место, где должен расти мальчик. Все здесь или бедные, или богатые – и ничего между. У этих людей, Дженни, нет никаких ценностей. Только и разговоров, что про деньги и прочее дерьмо – а еще чтобы твою задницу в газетных колонках показали.
– Ага, и в самой гуще всего этого дела ты, верно? То, что ты описываешь, – только одна сторона жизни этого города, которую ты видишь. Может статься, есть и другая. Люди повсюду довольно схожи.
– Я делаю то, что мне велят, – говорю.
– А как насчет того, чтобы поступать правильно?
На это у меня нет ответа, и внезапно лицо Дженни начинает пропадать из камина.
– Эй, погоди минутку, – говорю я. – Мы же только начали все улаживать… не уходи сейчас… еще всего пару минуток…
– Увидимся позже, – говорит Дженни, а потом ее уже нет.
Я сел на кровати, и слезы подступили у меня к глазам. Никто не понимает, что со мной творится – даже Дженни. Мне хотелось натянуть себе на голову простыню и вообще не вставать, но через некоторое время я встал, оделся и отправился в контору. На столе мисс Хаджинс
В общем, я знал, что Дженни права в одном. Я должен был провести какое-то время с малышом Форрестом, а потому организовал все так, чтобы он прибыл в Нью-Йорк на несколько дней на каникулах. Малыш Форрест прилетел в пятницу, и Эдди подъехал за ним в аэропорт в моем лимузине. Я подумал, это произведет на него впечатление. Но не произвело.
Он вошел в мой кабинет в рабочем комбинезоне и футболке, быстро огляделся и выдал свое мнение:
– Лучше бы я на свиноферму вернулся.
– Это еще почему? – спрашиваю.
– А что во всем этом хорошего? – говорит малыш Форрест. – Да, панорама у тебя тут классная. Но что с того?
– Я тут себе на жизнь зарабатываю, – говорю я.
– А что ты делаешь?
– Бумаги подписываю.
– И ты до конца жизни собираешься этим заниматься?
– Не знаю. Так, по крайней мере, можно по счетам платить.
Малыш Форрест качает головой и подходит к окну.
– А вон там что за штуковина? – спрашивает он. – Статуя Свободы?
– Угу, – говорю. – Она самая.
Мне все никак не выкинуть из головы, насколько же он подрос. Ростом малыш Форрест уже футов пять, и он определенно симпатичный молодой человек со светлыми волосами и голубыми глазами как у Дженни.
– Хочешь съездить на нее посмотреть?
– На кого?
– На статую Свободы?
– Да, пожалуй, – говорит он.
– Вот и хорошо. Потому что я на эти несколько дней уже для нас экскурсию по городу организовал. Мы тут все достопримечательности повидаем.
Так мы и сделали. Мы проехали по Пятой авеню, чтобы посмотреть магазины, а дальше направились к статуе Свободы. Потом мы залезли на самую верхушку Эмпайр-стейт-билдинг, где малыш Форрест сказал, что хочет что-нибудь оттуда швырнуть, чтобы посмотреть, как долго это будет падать на землю. Но я ему этого не позволил. Мы доехали до могилы Гранта и отправились дальше по Бродвею, где какой-то человек бегал голышом, а потом заглянули в Центральный парк, но ненадолго, учитывая, сколько попрошаек там ошивалось. Дальше мы проехали на подземке и вышли рядом с отелем «Плаза», где остановились выпить кока-колы. Наружу вылез счет, и там стояло двадцать пять долларов.
– Да это черт знает что, – говорит малыш Форрест.
– Я так прикидываю, что могу себе это позволить, – говорю я, но он лишь качает головой и идет к машине. Я вижу, что малыш Форрест не так уж славно проводит время, но что мне с этим поделать? Он не хочет смотреть никаких постановок, а магазины «ФАО-Шварц» только его утомляют. Тогда я взял его в музей Метрополитан, и на какое-то время он вроде как заинтересовался гробницей царя Тута, но затем сказал, что это просто куча старого мусора, и мы снова оказываемся на улице.