Гарпагон
Шрифт:
– Я сказал что-то смешное?
– Нет-нет, – поспешил успокоить его Введенский. – Всё нормально. Вы сделали свой выбор и это ваше право… Ну а мне – что мне? – мне теперь остаётся только терпеть и ждать: не ошиблись ли вы.
Капитан встал. Подошёл к Введенскому, сел перед ним на край стола и наклонился к лицу.
– Послушай. Уголовное дело против тебя я не могу не открыть – не открою я, откроет кто-нибудь другой – но и передавать его в суд тоже не горю желанием… Помоги мне. И себе, кстати, тоже.
– Как?
– У Арины Берг, как я уже говорил, сегодня свадьба.
Введенский подумал, что теперь, когда весь мир ополчился на него, ему, как и предсказывал Пророк, видно, и впрямь не осталось ничего другого, как только терпеть и ждать, терпеть и ждать, терпеть и ждать…
«Да, но что, если капитан не ошибся и выбранный им путь, окажется – для него, не для меня! – верным? Это значит, три года я буду сидеть в тюрьме – терпеть и ждать – а жизнь будет продолжаться так, будто в ней ничего не случилось? Юдин будет ухаживать за моей девушкой, капитан отдавать под суд таких, как я – невиновных, а посланник Высшего разума искать того, кто с его помощью увековечит своё имя в веках и народах?.. Это несправедливо!».
– Если она простит, – продолжал капитан, – я даже дела открывать не стану. И тебе – слава богу, и мне – камень с души – за себя не так стыдно… Ну же, соглашайся!
«Ну, хорошо… Допустим, я уговорю Арину Берг забрать заявление? И что тогда?»
Сначала Введенский подумал, что тогда ровным счётом ничего не изменится – Пророк предсказал ему тюрьму и суму на три года, значит, так оно и будет. Но с другой стороны: он сам не раз говорил о том, что нельзя относиться к будущему, как к нечто предопределенному, и что оно, если не во всём, то во многом зависит от выбора человека, который трудно предсказуем даже для Высшего разума.
– Они там сейчас все весёленькие, добренькие, мы их тёпленькими возьмём. Ну же! – настаивал капитан. – Поехали?
Введенский пристально посмотрел ему в лицо. Ещё немного подумал – прикинул шансы на успех и, хлопнув раскрытой ладонью по колену, сказал:
– Поехали!
Свадьбу дочери мэра Арины Берг играли в ресторане, расположенном в одном из самых роскошных зданий города – недавно отреставрированной дворянской усадьбе девятнадцатого века. Огромный зал, или зала, как говорили в те времена, когда он был построен, выглядел, по уверению метрдотеля, так же, как и двести лет назад. На стенах висели выполненные в неоклассическом стиле венецианские зеркала; в проёмах окон стояли копии известных статуй; под мозаичным плафоном висела или, как показалось Введенскому, парила, унизанная десятками электрических свечей хрустальная люстра. Полы – особая гордость рестораторов – были устланы местами разноцветными коврами пастельных тонов, местами паркетными вставками с затейливыми рисунками.
Введенский вошёл в зал и огляделся. Прямо перед ним стоял длинный т-образный стол, по главе
Некоторое время приход Введенского оставался незамеченным. Первым, кто обратил на него внимание, была Арина, в это время о чём-то оживлённо разговаривавшая с отцом – Бергом-старшим. Осёкшись на полуслове, она в изумлении раскрыла рот и, не в силах вымолвить слова, затрясла направленным в его сторону пальцем.
– Ты чего? – спросил старший Берг.
– Что он… тут…
– Кто тут?
– Что он тут делает, папа?
Старший Берг посмотрел по направлению указующего перста дочери и, не найдя ничего заслуживающего внимания, пожал плечами.
– Ты это про кого?
– Про него! – дрожащим голосом произнесла Арина.
Тут старший Берг, наконец, догадался, что речь идёт о пареньке, которого принял за разносчика, и угрожающе нахмурил брови.
В ресторане мгновенно стихло.
Не успел Введенский открыть рот, чтобы извиниться перед Ариной за нечаянный удар, как из-за его спины вышел капитан МВД. Поздоровавшись сначала с мэром, затем со всеми остальными, поправил воротник кителя и строгим голосом сказал о том, что он, старший оперуполномоченный уголовного розыска Матвей Кравец, взял на себя смелость привести этого молодого человека на суд Арины Николаевны, дабы та по справедливости решила его дальнейшую судьбу.
Арина вскочила с места.
– Нет! – закричала она. – И даже не просите! Я его никогда – вы слышите! – никогда не прощу – это быдло, эту тварь, эту… эту…
– Ну, ну, ну, – похлопал её по спине отец.
– Этого хама!
– Арина, что с тобой? Успокойся.
– Папа! Накажи его! Или вышвырни отсюда! Немедленно!
– Да, да, конечно. Только давай сперва узнаем: чего он хочет. А наказать и вышвырнуть всегда успеем – не сомневайся.
– Чего он хочет?! Он хочет, чтобы я его простила! Ты разве не понимаешь?
– Это всё?
– А ты считаешь: этого мало?
– Ничего я не считаю. Я просто предлагаю не торопиться – времени у нас достаточно.
Старший Берг повернулся всем телом в сторону Введенского. Посмотрел на него с таким видом, будто хотел раздеть с головы до ног, но не мог решить, как: то ли своротить скулу, а уж потом снять штаны, то ли подождать, когда снимет штаны сам, и только после этого своротить ему скулу, рёбра и всё, что попадётся под горячую руку.
Спросил тихим голосом: правда ли, что он пришёл сюда за тем, чтобы выпросить прощение у его дочери.