Гарри Поттер и Орден Феникса (народный перевод)
Шрифт:
Сириус потребовал от Гарри возобновить уроки Перезаграждения. И тут же пожалел об этом; Гермиона не позволяла этой теме угаснуть и продолжала возвращаться к ней, когда Гарри менее всего ожидал этого.
— И не рассказывай мне, что тебе перестали сниться странные сны, говорила Гермиона теперь, — потому что Рон сказал мне, что ты прошлой ночью снова бормотал что-то во сне.
Гарри бросил на Рона разъяренный взгляд. Вид у Рона был смущенный и пристыженный.
— Ты совсем немножко бормотал, — проговорил он извиняющимся тоном. Что-то вроде "еще чуть-чуть дальше".
— Мне
Уши Рона покраснели. Гарри почувствовал своего рода мстительное удовольствие; ему конечно не снилось ничего подобного.
Прошлой ночью он еще раз сделал вылазку в коридор Тайного Отдела. Он прошел через круглую комнату, потом комнату, полную щелкающего и пляшущего света, пока он не оказался снова внутри той пещеровидной комнаты, заполненной полками, на которых располагались пыльные стеклянные шары.
Он поспешил прямо к ряду номер девяносто семь, повернул налево и побежал вдоль ряда… вероятно тогда-то он и говорил вслух… еще чуть-чуть дальше… поскольку он чувствовал, что его сознание само борется, чтобы пробудиться… и прежде, чем он достигнет конца ряда, он снова окажется в кровати, пристально глядя на полог, свисающий с четырех сторон.
— Ты пробуешь блокировать разум, не так ли? — спросила Гермиона, глядя на Гарри сияющими глазами. — Ты продолжаешь ходить на Перезаграждение?
— Конечно, — сказал Гарри, стараясь, чтобы его голос звучал так, как будто он счел этот вопрос оскорбительным, но вместе с тем, избегая ее взгляда.
Правда была в том, что его любопытство было так сильно, и ему так хотелось узнать, что было скрыто в той комнате, полной пыльных шаров, что он весьма сильно желал, чтобы его сны продолжались.
Проблема была в следующем: оттого что всего меньше месяца осталось до экзаменов и каждый свободный момент был посвящен повторению, его разум, казалось, был настолько насыщен информацией, что когда он ложился спать, ему было очень трудно уснуть вообще; и когда он все же засыпал, его переутомленный мозг представлял ему в большинстве ночей глупые сны об экзаменах. Он также подозревал, что часть его разума — та часть, которая часто говорила голосом Гермионы — теперь чувствовала себя виноватой в случаях, когда его сознание блуждало по коридору, заканчивающемуся черной дверью, и стремилась пробуждать его прежде, чем он мог достичь конца пути.
— Знаешь, — сказал Рон, чьи уши все еще пылали красным, — если Монтагью не оправится до того как Слизерин будет играть с Хаффлпаффом, у нас может быть шанс завоевать Кубок.
— Да, наверное, — сказал Гарри, радуясь перемене темы.
— Я имею ввиду, что мы выиграли одну игру и проиграли одну — если Слизерин проиграет Хаффлпаффу в следующую субботу…
— Да, верно, — сказал Гарри, теряя нить разговора о том, с чем он соглашается. Чоу Чанг только что прошла через внутренний двор, решительно не глядя на него.
Заключительный матч сезона по квиддичу,
— Я полагаю, я не могу стать еще хуже, верно? — мрачно заметил он Гарри и.
Гермионе за завтраком утром в день матча. — Нам нечего терять теперь, не так ли?
— Знаешь, — сказала Гермиона, когда она и Гарри немного позже спустились к месту матча посреди очень возбужденной толпы, — я думаю, что Рон мог бы добиться большего успеха если бы Фред и Джордж не крутились рядом. Они никогда ему до конца не доверяли.
Луна Лавгуд настигла их с чем-то похожим на живого орла, взгромоздившегося на ее голову.
— О, черт возьми, я забыла! — воскликнула Гермиона, наблюдая за орлом, шевелящим крыльями, поскольку Луна шла прямо мимо группы болтающих и указывающих на нее слизеринцев. — Чоу будет играть, не так ли?
Гарри, который не забыл об этом, просто хрюкнул.
Они нашли места в верхнем ряду трибун. Был прекрасный, ясный день; Рон не мог желать лучшего, и Гарри надеялся несмотря ни на что, что Рон больше не даст слизеринцам повода для скандирования "Уизли — наш Король".
Комментировал, как обычно, Ли Джордан, который был очень удручен с тех пор как Фред и Джордж уехали. Когда команды вылетели на поле, он называл имена игроков гораздо с меньшим, чем всегда, удовольствием.
— Брэдли… Дэвис… Чанг, — объявил он, и Гарри, почувствовал, что его желудок как будто перевернулся, когда Чоу вылетела на поле, и ее блестящие черные волосы слегка развевались от небольшого бриза. Он не был уверен, чего он хотел больше, кроме того, он не мог выдержать больше ссор. Даже вид ее оживленной беседы с Роджером Дэвисом, когда они готовились установить метлы, причинял ему только боль ревности.
— И они дальше! — комментировал Ли. — И Дэвис стремительно ловит Квоффл, Капитан Рэвенкло Дэвис с Квоффлом, он уходит от Джонсон, он обходит Белл, он обходит также Спиннет… он идет прямо к цели! Он собирается бросать — и… и…
— Ли очень громко выругался. — И он забивает гол.
Гарри и Гермиона застонали вместе с остальными гриффиндорцами. Как и следовало ожидать, слизеринцы на другой стороне трибун начали ужасно петь:
Уизли ничего не может сохранить, кольцо всего одно не в силах защитить!
— Гарри, — проговорил хриплый голос Гарри в ухо. — Гермиона…
Гарри оглянулся вокруг и увидел огромное бородатое лицо Хагрида, протискивающегося между сиденьями. Очевидно, он пришел сюда вдоль заднего ряда, предназначенного для первокурсников и второкурсников, мимо которых он только что прошел, и на которых кидал сердитые взгляды. Почему-то Хагрид согнулся пополам, как будто беспокоясь и стараясь не быть замеченным, хотя он был все еще по крайней мере на четыре фута выше чем все остальные.