Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
— Быть по сему! — решил Петр. — Беритесь за лопаты, господа генералы! — И снова начались работы в апрошах.
Случай со знаменем, поднятым молодым Голицыным, Петром был отмечен. Михаилу из прапорщиков произвели в поручики и дали в команду полуроту семеновцев.
— Будь у меня все такие офицеры, как молодой Голицын, уверен, взяли бы мы Азов, — сказал при этом царь Автоному Головину. Слова эти из штаба довели и до Михайлы. Тот был, само собой, вельми обрадован.
Подкопные работы продвигались, однако, медленно. Во-первых, погиб от турецкой пульки Доменико Росси, а руководивший подкопами старик Тиммерман взорвал один подкоп раньше времени, так что боле пострадали русские, нежели болверк. Турки со стен
Но к середине сентября дожди прекратились, и подкоп под боковой болверк был окончен. На 25 сентября назначен был общий штурм крепости. На сей раз решили обойтись без охотников — на штурм шли все полки.
Утром громыхнул взрыв. Когда дым и пыль рассеялись, увидели, что правая стена болверка рухнула. У ставя вперед багинеты, туда и бросился Бутырский полк генерала Гордона. Солдаты взошли на болверк, началась резня.
Преображенцы и семеновцы шли на сей раз берегом и вышли к речной стене крепости. Пушки с батареи Якова Долгорукого, паля через Дон, пробили-таки в азовской стене два пролома. В ближайший пролом и бросились гвардейцы, на штурм дальнего пошли донские казаки, переправившиеся на челнах через Дон.
Петр с заречной батареи Долгорукого ясно видел, как гвардейцы и казаки овладели проломами и ворвались в приречные городские улочки Азова. Казалось, что падение крепости вот-вот случится. На батарее прекратили пальбу, дабы не попасть по своим.
Но случилось непредвиденное — стрельцы из полков Лефорта и Головина снова залегли перед валом и на штурм не пошли. А у Муртозы-паши в каменном замке был укрыт резерв — две тысячи отборных янычар, доставленных в Азов морем. Их турецкий комендант и бросил в контратаку против гвардейцев.
Янычары были лучшими из лучших в турецком войске. Их набирали, как правило, из малолеток христиан, обращали в мусульманство и с детства обучали быть безжалостными, искусно владеть холодным и огнестрельным оружием.
Отряд, брошенный Муртозой-пашой, был опытным, многократно сражался против австрийцев, венециан и поляков и везде побеждал.
— Вперед, Мустафа, бей их нещадно, загони гяуров в реку! — приказал комендант предводителю янычар. И, увлекаемые седобородым муфтием, призвавшим победить или погибнуть во славу Аллаха, янычары, прозванные сендергестами, или беспощадными, жестокой лавиной налетели на русских. Сперва они выбили бутырцев с углового болверка, а затем с фланга обрушились на преображенцев и семеновцев, грозя отрезать их от берега.
Другая часть янычар уже оттеснила казаков к реке. Казалось, обе лавины янычар сейчас сомкнутся и окружат гвардейцев в городе. Но здесь на пути янычар, несущихся с болверка, стал большой приречный караван-сарай, занятый полуротой семеновцев. Михайло Голицын, командовавший этим отрядом, разместил стрелков у каждого окна и поставил на крыше караван-сарая. Семеновцы встретили янычар столь дружным огнем, что даже сендергесты спрятались за развалинами зданий. Мустафа-бей сразу послал за пушками, чтобы выбить гяуров из караван-сарая. Этой остановкой воспользовались преображенцы и семеновцы и по сигналу полковых труб отошли к реке, а затем берегом, отстреливаясь на ходу от наседавших янычар, пробились к своим. Гарнизон караван-сарая отступал последним — из сотни солдат у Михаилы Голицына не осталось и половины.
Петр напрасно слал гонцов одного за другим к Лефорту и Головину — стрельцам свои головы были дороже царской награды и на штурм они не пошли. Да и какие они были солдаты — московские лавочники и мирные ремесленники! Уже к полудню штурм был отбит турками по всей линии. Царю и его генералам ничего не оставалось, как снять осаду.
Оставив осадную артиллерию с боеприпасами в Новосергиевском укреплении, полки потянулись на север. Снова пошли дожди, и солдаты брели по безлюдной степи, меся грязь по раскисшей дороге на Валуйки. Скоро кончился провиант, а сделать запасы оного генералы не позаботились — ведь они никак не думали, что придется отступать. Под Валуйками пошел первый снег, и здесь выяснилось, что не позаботились генералы и о теплой одежде. Тысячи солдат добрели до Валуек обмороженными, еще тысячи умерли по дороге от голода и холода.
Петр I помчался вперед на тульские заводы, обгоняя поредевшие полки. Царь знал, что надобно делать: ковать железо и строить флот! Один только успех окрылял молодого царя: Борис Петрович Шереметев взял на Днепре Кази-Кермень и еще три крепости. Значит, и турок бить было можно.
Кази-Кермень
Когда в январе 1695 года в Москве громогласно, с высокого крыльца объявили новый поход на Крым, назначенный командующим походом Борис Петрович Шереметев уже знал, что поход сей обманный, дабы намечен отвлечь турок и крымского хана от Азова. Туда, под Азов, шли лучшие регулярные полки — Преображенский и Семеновский, Бутырский и Лефортов, шли московские стрельцы и дворяне-царедворцы. В этом войске был и сам царь Петр Алексеевич.
Сообщили о походе Борису Петровичу на тайном военном совете в Преображенском, а не в Боярской думе, и присутствовали на том совете кроме Петра генералы из иноземцев Франц Лефорт и Патрик Гордон. По тому как молодой царь послушно внимал этим военным светилам, особенно Францу Лефорту, Шереметев понял, в чьих руках настоящая власть, и поспешно склонил голову.
Да и как не склонить — ведь молодого Шереметева положение было после падения царевны Софьи самое незавидное. Хорошо еще, что Нарышкиным ведомо было о его ссоре с Васькой Голицыным у Перекопа — токмо за то его бывшую службу у фаворита и простили. Но к новому двору Шереметева не допустили и шесть лет держали воеводой в захолустном Белграде. Правда, должность сия была важной. В распоряжении Бориса Петровича состояли все солдатские, рейтарские и драгунские полки Белгородского разряда. Полки не были обучены новому регулярному строю, хотя собирались токмо во время войны и представляли собой поселенное войско. В мирное время солдаты занимались землепашеством, а среди рейтар и драгун много было и мелкопоместных дворян, владевших небольшими хуторами. За шесть лет, прошедших после последнего Крымского похода, многие солдаты разучились бы ружья и сабли в руках держать, идя за плугом, но Борис Петрович покою воинам не давал и каждую осень после уборки урожая собирал свое воинство на месячные учения, где солдаты снова стояли в регулярном строю.
Посему, когда был объявлен новый поход на Крым, Шереметев быстро собрал под Белградом полки своего разряда. Смотром боярин остался доволен, — может, его солдаты не так быстро строились в правильную линию и не брили бороды, как петровские гвардейцы, но, живя на границе со степью, откуда, почитай, каждое лето могли налетать татарские разъезды, они и за плугом не расставались с ружьем и саблей.
К маю подтянулись и полки Новгородского разряда, служившие на северной границе, — тоже солдаты бывалые, ходившие в походы еще с Василием Голицыным.
Куда хуже было с дворянским ополчением — многие дворяне опять оказались в нетях, а иные явились на таких худых клячонках, что Борис Петрович, великий знаток в лошадях, от огорчения только руками развел.
— Опять повторится яко во втором Крымском походе у Васьки Голицына — дворянская конница за пехотой в обозе спрячется! — сердито выговаривал он своему помощнику, севскому воеводе окольничему Барятинскому.
— Бог даст, Борис Петрович, черкасы помогут. У казаков конница хоть и не обученная, да на добрых конях! — прокряхтел князь Барятинский. — Даст Бог, побьем татарскую силушку!