Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Дикинсон Эмили

4

Отливайте, волны жизни (прилив еще повторится), Неистовая старуха, не прекращай своих рыданий, Бесконечного воя над погибшими, но не бойся меня, не отвергай меня, Не ропщи так хрипло и сердито, не буйствуй у моих ног, когда я касаюсь тебя или заимствую у тебя силы. Я с любовью думаю о тебе и обо всем, Я делаю выводы за тебя и за тот призрак, что свысока наблюдает, как мы пролагаем путь, но следует за мной и за всеми нами. Это я и все мы — разметанные наносы, мертвые тельца, Снежная белая пена и пузыри (Смотри, тина опадает наконец с моих мертвых губ, Смотри, мелькают и искрятся все цвета радуги), Пучки соломы, песок, обломки, Поднятые на поверхность многими противоборствующими настроениями, Шторма, штиля, темени, зыби, Обдумывание, взвешивание, вздох, соленая слеза, прикосновение жидкости или земли — Все это поднято нескончаемыми трудами, перебродило и вышвырнуто; Два или три свежесорванных цветка, плывущих по волнам, вынесенных течением, Именно для нас, которые справляют панихиду Природы, Именно оттуда, откуда трубят трубы грома, Мы, капризные, сами не знающие, откуда нас занесло, мы распростерты перед вами, Перед теми, кто сидит здесь или ходит, И кто бы вы ни были, мы тоже часть наноса, лежащего у ваших ног.

Слезы

Перевод К. Чуковского

Слезы!

слезы! слезы! В ночи, в одиночестве, слезы На белеющий берег падают капля за каплей, и их поглощает песок. Слезы, и ни единой звезды, всюду тьма и безлюдье, Мокрые слезы бегут по лицу, укутанному темною тканью; О, кто этот призрак? эта тень в темноте, вся в слезах? Кто это бесформенной глыбой сгорбился там на песке? Слезы, что струятся ручьями, слезы всхлипов и мук, заглушаемых дикими воплями; О буря, что зародилась и выросла и быстро помчалась бегом по отлогому берегу моря! О дикая и мрачная буря ночная — о рыгающий и бешеный шторм! О тень, ты при свете дня такая благопристойная, чинная, с размеренным шагом и спокойным лицом, Но в ночи, когда никто не глядит на тебя, — о, тогда вырывается из берегов океан Слез! слез! слез!

Птице фрегату

Перевод Н. Банникова.

Ты спала эту ночь высоко в небесах, выше бури, Ты проснулась — и снова на сказочных крыльях в полет (В дикой ярости шторм? Ты взмыла над штормом, Там, в небе, твой отдых, и небо, твой раб, словно в люльке, качает тебя); Ты плывешь синим пятнышком над горизонтом далеким, Как за светилом, встающим из вод, слежу с корабля за тобой (Я и сам только пятнышко, точка в безбрежности мира). Далеко, далеко в море, — Когда гневный прибой этой ночью усеял обломками берег, Когда над землей показался счастливый, безоблачный день, Зажглась розовая заря, вспыхнуло солнце, Хлынул чистый лазурный воздух, — Далеко, далеко в море вновь показалась и ты. Ты рождена мериться силами с бурей (вся ты — крылья!), Состязаться и с небом, и с сушей, и с морем, и с ураганом, Ты воздушный корабль, никогда не спускающий парусов, Ты без устали дни и недели летишь вперед и вперед сквозь пространство, кружишься над царствами, На Сенегале закат ты встречаешь, а утро — в Америке, Ты ликуешь, резвясь среди молний и грозовых облаков, И когда ты проносишься там — будь у тебя моя душа, — Какие радости, какие радости ты бы ведала, птица!

Молодой рулевой у штурвала

Перевод А. Старостина.

Молодой рулевой у штурвала Бережно ведет корабль. Сквозь туман доносится скорбный звон Океанского колокола — о предупреждающий колокол, качающийся на волнах! О, ты хорошо предостерегаешь, ты, колокол, звонящий у морских рифов, Звонящий, звонящий, чтоб корабль об опасности предупредить. Ибо когда ты, рулевой, стоящий начеку, услышишь тревожный звон, Нос корабля поворачивается, тяжело груженный корабль меняет галс, быстро уходит под серыми своими парусами, Прекрасный, величественный корабль со всем своим огромным богатством, веселый, невредимый. Но ты, о корабль, бессмертный корабль! Корабль на корабле! Корабль тела, корабль души — все в пути, в пути, в пути.

Ночью на морском берегу

Перевод К. Чуковского.

Ночью на морском берегу Стоит девочка рядом с отцом И глядит на восток, в осеннее небо. Там, наверху в темноте, Беспощадные хищные тучи, похоронные тучи расстилаются черными массами, Злые и быстрые, они опускаются к нижнему краю небес, К той ясной и прозрачной полоске небес, что осталась еще на востоке, Туда, где, большая, спокойная, встает владыка-звезда Юпитер. И тут же, чуть повыше, поблизости Плывут нежные сестры Плеяды. Девочка, ухватившись за руку отца И глядя с берега на эти похоронные тучи, которые победно спускаются ниже, чтобы проглотить поскорее все небо, Беззвучно плачет. Не плачь, дитя, Не плачь, моя милая, Дай я поцелуями уберу твои слезы. Беспощадные тучи — недолго им быть победителями, Недолго им владеть небом, это только кажется, что звезды проглочены ими, Юпитер появится снова, будь покойна, взгляни на него завтра ночью, и Плеяды появятся снова, Они бессмертны, серебряные и золотые звезды, они засверкают опять, Большие звезды и малые засверкают опять, все это им нипочем, Громадные бессмертные солнца и задумчивые долговечные луны, — они засверкают опять. Дорогое дитя, ты плачешь об одном лишь Юпитере? Ты тоскуешь лишь о погребении звезд? Есть нечто (Нежно целуя тебя, я говорю тебе шепотом, Я даю тебе первый намек, неясное указание, загадку), Есть нечто, что даже бессмертнее звезд (Много прошло погребений, много дней и ночей), Нечто, что в мире пребудет даже дольше, чем светоносный Юпитер, Дольше, чем солнце, или какой-нибудь кружащийся спутник, Или сверкающие сестры Плеяды.

Мир под морской водой

Перевод К. Чуковского.

Мир под морской водой, Леса на дне моря, их листья и ветви, Морская капуста, бескрайние просторы лишайников, диковинные семена и цветы, непроходимые чащи, прогалины, розовый дерн, Различные краски, бледно-серая, зеленая, пурпурная, белая, золотая, игра света, проходящего сквозь воду; Немые пловцы среди скал, кораллов, травы, камышей, — и пища для этих пловцов; Сонные существа, что пасутся, повиснув глубоко под водой, или медленно ползут у самого дна, — Кашалот на поверхности моря, выдувающий воздух и воду или играющий гибким хвостом, Акула со свинцовыми глазками, морж, черепаха, мохнатый морской леопард и тропический скат. Какие страсти, сраженья, схватки, погони видишь в этих океанских глубинах, каким густым воздухом дышат эти подводные твари, Сразу меняется все, когда оттуда проникнешь сюда, к легкому воздуху, которым дышат подобные нам существа, живущие здесь, в нашей сфере, И снова меняется все, когда отсюда проникнешь туда, еще выше, в иные сферы и к иным существам.

Ночью у моря один

Перевод А. Сергеева.

Ночью у моря один. Вода, словно старая мать, с сиплой песней баюкает землю, А я взираю на яркие звезды и думаю думу о тайном ключе всех вселенных и будущего. Бесконечная общность объемлет все, — Все сферы, зрелые и незрелые, малые и большие, все солнца, луны и планеты, Все расстоянья в пространстве, всю их безмерность, Все расстоянья во времени, все неодушевленное, Все души, все живые тела самых разных форм, в самых разных мирах, Все газы, все жидкости, все растения и минералы, всех рыб и скотов, Все народы, цвета, виды варварства, цивилизации, языки, Все личности, которые существовали или могли бы существовать на этой планете или на всякой другой, Все жизни и смерти, все в прошлом, все в настоящем и будущем — Все обняла бесконечная эта общность, как обнимала всегда И как будет всегда обнимать, и объединять, и заключать в себе.

ИЗ ЦИКЛА «У ДОРОГИ»

Бостонская баллада [156]

Перевод В. Левика.

Чтоб вовремя попасть в Бостон, я встал пораньше утром, Местечко выбрал на углу — отсюда будет видно. Дай дорогу, Джонатан [157] ! Дорогу полиции президента! Дорогу правительственной пушке! Дорогу федеральной пехоте и коннице — и призракам раненых и калек! Мне любо глядеть на звезды и полосы [158] и слушать оркестр, играющий «Янки Дудль» [159] . Как ярко сверкают сабли в передних рядах! Каждый идет с револьвером, чопорно прям, шагает по граду Бостону. За войском — тучею пыль, плетутся вслед ветераны, Один с деревянной ногой, другой без кровинки в лице, с повязкой на ранах. Вот это так зрелище! Мертвые поднялись из земли! [160] Могилы с дальних холмов и те спешат подивиться! Призраки! Тысячи призраков на флангах и в арьергарде! Треуголки проедены молью, а костыли — из тумана! Старые тяжко бредут, на молодых опираясь! Руки на перевязях висят! Что же печалит вас, призраки-янки? Почему выбивают дробь беззубые челюсти? Иль вас трясет лихорадка? Иль вы, приняв костыли за оружие, хотите прицелиться? Если глаза вам застелет слезами, вам не увидеть полиции, Если начнете стонать — заглушите правительственную пушку. Стыдитесь, вы, старые безумцы! Полно махать деревяшками, не рвите свои седые волосы! Кругом стоят ваши правнуки, их жены смотрят из окон, И все они так разодеты, так чинно себя ведут! Час от часу хуже! Не можете выдержать? Вы отступаете? Вид живых смертельным для вас оказался? Так убирайтесь отсюда! Прочь! Врассыпную! В могилы! Назад, на холмы, вы, старые калеки! Не здесь ваше место, не здесь! Теперь здесь место иному — сказать ли чему, джентльмены Бостона? Я шепну это на ухо мэру — пусть он пошлет представителей в Англию! Они получат согласье парламента, поедут с телегой к королевскому склепу, Выроют гроб короля Георга, вынут монарха из савана и кости его соберут для поездки. Садитесь, янки, на быстрый клипер, — груз для тебя готов, чернобрюхий клипер! Поднять якоря! Распустить паруса! Держать прямиком на Бостон! А вот теперь вызывайте полицию, тащите правительственную пушку! Зовите сюда крикунов из конгресса, откройте новое шествие, поставьте на страже пехоту и конницу! Центральное место — заморскому гостю! Смотрите, достойные граждане! Смотрите из окон, дамы! Комиссия вскрыла ящик, расправила кости монарха, приклеила те, что плохо держались. Отлично! Череп на ребра! Теперь корону на череп! Старый пьяница, ты отомстил! Корона взяла свое, и более, чем свое! Руки в карман засунь, Джонатан, — все в порядке! Великий ты плут и дельце обделал на славу.

156

Бостонская баллада — Написана в 1854 г., когда в США действовал закон о беглых рабах. По этому закону агенты южных плантаторов арестовали в Бостоне негра А. Бернса для передачи его «владельцу». Буржуазные круги Бостона оказали агентам поддержку.

157

Джонатан — прозвище американцев, в особенности жителей Новой Англии, данное им англичанами.

158

…глядеть на звезды и полосы...— Имеется в виду государственный флаг США.

159

«Янки Дудль» — начальные слова маршевой патриотической песни.

160

…Вот это так зрелище! Мертвые поднялись из земли!.. — Призраки, поднявшиеся из гробов и с ужасом глядящие на присланные рабовладельцами войска, — это участники американской Войны за независимость XVIII в.

Европа

(72-й и 73-й годы этих Штатов) [161]

Перевод К. Чуковского.

Вдруг из затхлой и сонной берлоги, из берлоги рабов, Она молнией прянула, и сама себе удивлялась, И топтала золу и лохмотья, и сжимала глотки королей. О надежда и вера! О тоска патриотов, доживающих век на чужбине! О множество скорбных сердец! Оглянитесь на былую победу и снова идите в бой. А вы, получавшие плату за то, что чернили Народ, — вы, негодяи, глядите! За все пытки, убийства, насилия, За тысячи подлых уловок, которыми лукавая знать выжимала трудовые гроши у бедноты простодушной, За то, что королевские уста лгали им, надругались над ними, Народ, захвативший власть, не отомстил никому и дворянских голов не рубил: Он презирал жестокость королей. Но из его милосердия выросла лютая гибель, и дрожащие монархи приходят опять, С ними их обычная свита: сборщик податей, поп, палач, Тюремщик, вельможа, законник, солдат и шпион. Но сзади всех, смотри, какой-то призрак крадется, Неясный, как ночь, весь с головою укутан в бесконечную пунцовую ткань, Не видно ни глаз, ни лица; Только палец изогнутый, словно головка змеи, Из багряных одежд появился и указует куда-то. А в свежих могилах лежат окровавленные юноши, И веревка виселицы туго натянута, и носятся пули князей, и победившие гады смеются, Но все это приносит плоды, и эти плоды благодатны. Эти трупы юношей, Эти мученики, повисшие в петле, эти сердца, пронзенные серым свинцом, Холодны они и недвижны, но они где-то живут, и их невозможно убить. Они живут, о короли, в других, таких же юных, Они в уцелевших собратьях живут, готовых снова восстать против вас, Они были очищены смертью, умудрены, возвеличены ею. В каждой могиле борца есть семя свободы, из этого семени вырастет новый посев, Далеко разнесут его ветры, его вскормят дожди и снега. Кого бы ни убили тираны, его душа никуда не исчезает, Но невидимо парит над землею, шепчет, предупреждает, советует. Свобода! пусть другие не верят в тебя, но я верю в тебя до конца! Что, этот дом заколочен? хозяин куда-то исчез? Ничего, приготовьтесь для встречи, ждите его неустанно. Он скоро вернется, вот уже спешат его гонцы.

161

Европа (72-й и 73-й годы этих Штатов). — Речь идет о 1848 г., когда в Италии, Австрии, Франции и Германии произошла революция, которая вскоре потерпела поражение. Стихотворение посвящено кровавому «умиротворению» Европы.

Ручное зеркало

Перевод К. Чуковского.

Держи его с угрюмой злостью, — гляди, что оно посылает назад (кто это там? неужели это ты?), Снаружи нарядный костюм, внутри мерзость и прах, Уже нет ни сверкающих глаз, ни звонкого голоса, ни упругой походки, Теперь у тебя руки раба, и глаза, и голос, и походка раба, Дыханье пропойцы, лицо объедалы, плоть, пораженная дурною болезнью, Легкие отгнивают у тебя по кускам, желудок дрянной, истощенный, Суставы поражены ревматизмом, нутро набито мерзопакостной дрянью, Кровь циркулирует темной ядовитой струей. Вместо слов — бормотня, слух и осязание притуплены, Не осталось ни мозга, ни сердца, исчез магнетизм пола, — Вот что из зеркала глянет на тебя перед тем, как ты отсюда уйдешь, Такой итог, и так скоро — после такого начала!