Георгес или Одевятнадцативековивание
Шрифт:
– И ведь убьет!
– воскликнул Влад Яныч с застарелым упреком в голосе. И ничто его не остановит.
– Не остановит, - мрачно подтвердил террорист, пряча бомбу на место. Святое дело. А как же.
Влад Яныч вдруг взорвался, как та бомба.
– Видели этого дурака?!
– визгливо закричал он, тряся перед моим носом руками.
– Он совсем спятил. Он кого-то там уже убить собирается! Из бомбы! Прямо Кибальчич какой-то!
– Это мне комплимент, - с монашеским смирением заметил Миша.
Он
– Я был слеп!
– гордо сказал Миша.
– А вот вы знаете, - продолжал биться в припадке Влад Яныч, - вы знаете, из-за чего все это? Не знаете?
Я догадывался уже.
– Георгес, - ответил я.
– Вот именно! Из-за Георгеса вашего, из-за вот этой вот самой книжечки, которую вы у меня за десятку купили!
Рюмка, шампанское, ведерка, верочкина прическа...
– У вас тоже с мебели началось?
– участливо спросил меня Миша.
– Ничего там пока не начиналось, он только в пятницу купил.
– Началось уже, - сказал Миша.
– Началось, началось. Вы на него посмотрите. Но вот что касается бомбы, то книга тут ни при чем. Я ее сам сделал. И сам задумал. Просто раньше я был слеп, а потом прозрел. Я бы и без книги эту самую бомбу стал делать.
– Это вы так думаете, что ни при чем. Она на все действует. На мозги, на язык, на взгляды, на мысли - на все!
– На память тоже, - добавил Миша.
– И на... Что значит "на память"?
Миша недобро усмехнулся.
– Я сейчас как в песне. Все, что было не со мной, помню. Воспоминательные галлюцинации. Или прошлые существования. Только не совсем и не всегда прошлые.
– Например?
– живо заинтересовался я.
– Вот вас, например, помню, - мрачно сказал Миша и при этом посмотрел на меня так, будто я и есть тот самый генерал- губернатор из его прошлых существований, в которого он подрядился свою бомбу кинуть.
Ясно, подумал я. Пора сваливать. Существования у него. И бомбу в руках вертит. Он ведь физик, не химик, что-нибудь немного не так и...
– Последний вопрос, Миша, сказал я со всею возможной мягкостью.
Тот дернулся, изо всех сил концентрируя внимание на вопросе.
– Да-да?!
– Где вы достали Геор... эту книгу Сименона?
Он, очень быстро:
– Что?
– В смысле, как она к вам попала?
Он еще быстрее:
– Книга-то?
Просканировал взглядом сто восемьдесят градусов комнаты, словно перед дракой расставил руки, чуть пригнулся (вот-вот бомбой пырнет), ощерился.
– Эттттого я. Тебе. Никогда. Не скажу.
– Не скажет, - с монаршей досадой подтвердил Влад Яныч. Он и мне не говорил никогда. Не знаю почему.
Миша, не сводя с нас недоверчивого взгляда, упрятал бомбу в бюро, с облегчением выдохнул через нос, указал пальцем на дверь и тихо сказал:
– Убирайтесь. Больше вы от меня ничего не узнаете.
– Но почему?
– обескуражено спросил Влад Яныч (я-то уже двинулся к двери).
– Мы ведь только хотим...
– Убирайтесь отсюда вон!!!
– завизжал Миша.
– До свидания, - с достоинством сказал я при выходе.
– Пойдемте Влад Яныч!
Миша негодующе ждал.
А дальше началась полная чушь. Мы спускались по лестнице, Влад Яныч предлагал мне поискать источник Георгеса среди книжных спекулянтов, с которыми когда-то якшался Миша, а я объяснял ему, что Миша - обыкновенный городской сумасшедший, что никакого отношения Георгес к его сумасшествию не имеет.
– А мебель?
– запальчиво возражал Влад Яныч.
– А что мебель? Подобрал на свалке какой-нибудь театральной. Только глянуть разок, сразу ясно станет, откуда все это. Ржавое да порэпанное. А листовок накупил у кадетов или кто там еще у них ятями разговаривает...
И тут бухнул взрыв. Здоровестенный такой взрыв, откуда-то сверху - весь дом затрясся. После паузы с мертвой тишиной кто-то закричал тонким голосом, загундели голоса, затопали ноги. Влад Яныч пристально посмотрел наверх, будто что-то мог узреть сквозь несколько лестниц и перекрытий, схватился за голову и трагически произнес:
– Это Миша!
– Ну ясно, Миша, кто же еще! Доигрался наш Кибальчич.
Торжественно звякнул далекий колокол, на миг, виртуально, навис над нами невидимый, огромный, деперсонифицированный мертвец (это я образно передаю свои ощущения). Влад Яныч все держался за голову и, по-моему, ничего такого не замечал.
Я потянул его за рукав, и мы припустили.
С чего это мы в такой панике ноги делали, до сих пор не пойму. Вроде, и страшно особенно не было, однако вот достоинство потеряли.
Эх, как мы мчались! Как нас вынесло из подъезда, как просвистела мимо нас детская площадка с песочницей и поломанными качелями. Одна только мысль была - ходу, ходу!
Кто-то запоздало вскочил со скамейки, отбросил газету. Закричало, засвистело в свисток вслед нам сокровище в картузе и немыслимого покроя пиджачке, потопало за нами, своих истошными воплями призывая, и откуда ни возьмись, возникли они, деловито выбежали из разных углов, все к нам, все к нам, но и тут не прибавилось страха, даже наоборот - восторг меня обуял. Ходу, ходу! Помню, крикнул Влад Янычу: "Разбегаемся!", - перемахнул через штакетник, передо мной рожа красная в полицейском наряде, сам с автоматом и резиновой палкой на поясе.