Георгес или Одевятнадцативековивание
Шрифт:
– Такая же?
– Нет. Твоя.
Пока хозяин дома таращил на меня донельзя возмущенные (или испуганные черт его разберет) зенки, я кое-что успел разглядеть через открытую дверь.
– Ты соображаешь, продавец, кого ты... А ну! Чтоб мигом отсюда немедленно!
Тут я понял, что поторопился с выводами. До совершенно нормального мужика Миша малость не дотягивал. Для совершенно нормального мужика он чересчур вздрагивал и гримасничал.
– Уходите!
– взвизгнул он и ткнул в меня пальцем.
– Ко мне нельзя!
Миша
– Сюда нельзя, - повторил он. Правда, уже не так уверенно.
– Ах, Володя, Володя, - укоризненно проурчал Влад Яныч, проходя в квартиру следом за мной.
– Я от вас такого вандализма не ожидал.
– Зря не ожидали. Вы только посмотрите...
Посмотреть было на что. У подоконника стояло диккенсовское бюро мореного дуба. Ну, из тех, знаете, за которыми пишут стоя и преимущественно гусиными перьями (если найдут гуся), причем очень было это бюро подержанное. Еще был массивный стол с гнутыми ножками в стиле, уж не знаю там, какого Людовика или Леи Филиппа, весь заваленный листовками. Очень крупные шрифты "ГОСПОДА РОССИЯНЕ!", "ВОЗЗВАНИЕ", "К ОРУЖИЮ!" и тому подобное. Ничего такого, что напоминало бы нормальному совьетюку его привычный интерьер.
Но не то, совсем не то успел я заметить с лестничной клетки через неосторожно распахнутую Мишей дверь - мне тогда на миг показалось, что я открыл тайну Георгеса.
В углу, обшарпанная, со следами ржавчины, стояла чугунного литься печатная машина - судя по дизайну, максимум, начало этого века. Если не прошлого. Во всяком случае, из тех, что еще сохранились в музеях. Подпольная типография. Самое интересное, что из ее почтенных недр змеился самый обыкновенный, малость подрастрепанный матерчатый шнур с нормальной современной вилкой, воткнутой в изящную, крытую желтым лаком, электрическую розетку.
– Теперь поняли, откуда Георгес, Влад Яныч?
– по инерции сказал я, начиная понимать, что на такой балде хорошего Георгеса не сварганишь.
– Уходите отсюда вон!
Мы оглянулись. Дрожа от слабости, в дверях стоял Миша. Глаза его нехорошо полыхали.
Влад Яныч очень вопросительно поднял брови.
– Что это, Миша?
– спросил он тоном дрессировщика, демонстрирующего почтеннейшей публике уникальные способности своей обезьянки.
Миша молчал. Он ненавидел и меня, и Влад Яныча. Видно было, как усиленно он мечтал, чтобы мы убрались отсюда. Он просто не заметил вопроса.
– Это, - ответил за него букинист, широким жестом представляя мне комнату, - это, видите ли, плоды подпольной деятельности нашего Михал Васильевича, совсем недавно школьного учителя физики, скромного библиофила. Где твои книги, Миша?
– Нет книг, - пробурчал тот.
Влад Яныч милостиво кивнул.
– Книг, как видите, нет. Вместо книг у нашего достойного омбре вот это.
Он указал на листовки, разбросанные по столу.
И это.
На подпольную типографию.
И это!
На диване валялся "макаров". Рядом с ним еще один пистолет, только малость постарше - двуствольный и очень длинный. Я не заметил их сразу.
– Все это, дорогой мой Володя, есть плод действия книги, которую вы зовете Георгесом.
– Вона как, - сказал я. Я сразу и окончательно поверил Влад Янычу. Перед глазами стояла тамарочкина прическа. Ее воспаленно-красные соски. Серебряное ведерко, тщательно упрятанное за сервант - по нынешним временам это целое состояние.
– Но и это еще не все! прошу посмотреть сюда!
Влад Яныч указал на свежевымытый подоконник. И осекся.
Там ничего не было.
– Где бомба, Миша?
Вместо ответа Миша плотоядно сглотнул и зловеще выдохнул:
– Та-ак!
Затем он захлопнул дверь и начал нас разглядывать. поочередно. Сначала меня, потом Влад Яныча.
– Зачем...
– тут он мучительно закашлялся, что, как хорошо известно из исторической литературы, вообще свойственно революционерам-бомбистам, Зачем ты отдал ему книгу? Зачем ты ему все про меня рассказываешь? Ты на кого-нибудь работаешь? Какая у тебя крыша?
Влад Яныч вопросы проигнорировал.
– Сию книгу, - если короли хихикают, то, значит, в этом месте Влад Яныч хихикнул по-королевски, - сию книгу я ему не отдал, а продал. Достойный человек. Ему можно, Миша. Это нам с тобой нельзя. Старые мы. Так где же все-таки бомба?
Миша смешался, опять бросил на меня подозрительный взгляд.
– Где бомба, Миша?
Он разрывался от желания показать бомбу и скрыть ее от меня. Наконец, не выдержал, забубнил:
– Она готова. Почти. Яй... я ее спрятал, когда вы позвонили. Я подумал...
Я осмелился высказать интерес.
– А что за бомба-то? Настоящая?
Влад Яныч обвиняюще хмыкнул.
– Наш Миша изготовляет бомбу для председателя.
– Президента, - угрюмо поправил Миша.
– В ящике она. Сейчас покажу.
Он вдруг засуетился, метнулся к бюро, выдвинул потайной (то есть без ручки) ящик и достал оттуда некий алюминиевый цилиндр, обмотанный синей изолентой. Судя по нарезке, торцевая крышка цилиндра отвинчивалась.
– Бомба-то, для Самого, что ли?
– Ну да! Для кого ж еще?
– В смысле убить?
– В смысле убить. Святое дело. За него и на эшафот можно.
– Эшафотов нонче не строют, - с сожалением констатировал я и поймал себя на неприятном удивлении от этого своего неожиданного "нонче".
– Нонче вообще, что хочешь, то и делай. Они и поймать-то не поймают, а если и поймают, то все равно ничего не сделают. Подержат в кутузке, а потом и выпустят. Еще на этом деле в депутаты наладишься.
– Да, вот...
– Миша озабочено покачал головой. Перспектива стать депутатом его смутила.