Гера
Шрифт:
Аня молчит.
– Знаешь, зачем я говорю тебе об этом?
– Зачем?
– Хватает совести спрашивать? Затем, чтобы ты понимала, что оказала Герасимову медвежью услугу. Не вышло из тебя Маты Хари, моя прелесть. Только поначалу я хотел, чтобы ты оставалась для меня женщиной-загадкой. Но когда ты увидела Герасимова в «Али Бабе», все загадки для меня сразу закончились... Может быть, тебе кажется, что ты любишь его и должна чем-то жертвовать ради него, рисковать собой, чтобы спасти его дрянную жизнь.
Его тон становится ледяным.
– Зачем же тогда ты... ты рассказывал мне все это? О нем... О его работе...
Аня выглядит растерянной. Ее по обыкновению наивное выражение лица становится еще наивнее. Глаза влажнеют.
– Ты не спасла его, – продолжает Шубин вместо ответа. – Куда бы он ни уехал, его будут искать и найдут, достанут из любой щели.
И вдруг ее наивное, растерянное лицо тоже становится жестким.
– По крайней мере, он не будет унижен тобой. Тобой лично.
Шубин пожимает плечами.
– Может. У вас, хохлов, свои понятия – я не спорю. Пусть лучше он получит пожизненный срок в Брюсселе. Не знаю, на что ты обрекла своего «коханого», но для него эта история закончится нескоро, если вообще закончится. И скорее всего – больше ты его не увидишь.
Он поднимается и идет к двери.
– Мы тоже прощаемся, как ты поняла.
И выходит. Аня даже не успевает ничего ответить. Кажется, что-то осталось недосказанным, но уже не понять, что и о чем...
Аня вдруг понимает, что Шубин умышленно вовлек ее в какую-то игру, правил которой она так и не узнала. По ее мнению – он проиграл. Но в таком случае он не был бы так спокоен.
Ей больше ничего не остается, как вернуться в Киев, работать и верить, что Сашка спасся.
И она возвращается... На звонки Герасимов не отвечает. Потом ее начинает преследовать мысль, что ее телефон может прослушиваться. Она выбрасывает его в мусорную урну прямо посреди улицы, а потом уже начинает соображать, что Шубин вряд ли распылялся бы на такие дешевые фокусы.
Покупает новый телефон с новой сим-картой. Никто не звонит. Тишина.
В Киеве тоже льет дождь, сбивает остатки листвы с деревьев и несет потоками по мостовой. Но в Киеве легче...
На домашний иногда звонит бабушка, интересуется, как Аня поживает, как себя чувствует и не собирается ли выходить замуж.
Однажды звонила Весна – из далекой-далекой Австралии.
– Я беременна! – кричит в трубку и задыхается от счастья. – Доктор сказал, что будет девочка. Я назову ее Анна.
– Не надо...
– Что?
– Как Дарко?
– Дарко работает. Много работает – в отделе продаж в одной фирме. Вместе с моим мужем. Мой муж программист.
– Это
– А ты нашла своего парня? Того, который звонил в госпиталь?
– Нашла. И снова потеряла.
– Ничего. Так всегда бывает, – говорит Весна. – Человек долго идет к своему счастью. Я долго шла.
Аня не знает, дойдет ли. И в том ли направлении движется? И если придет, то когда это случится? И не будет ли слишком поздно? Говорят, никогда не поздно почувствовать себя счастливой, но горечь несвоевременности вполне может отравить долгожданное счастье.
Она снова и снова пытается понять, что же заставляло ее столько раз самой отталкиваться от Герасимова. Стоило ей согласиться – все, о чем она мечтала, стало бы явью. Но этого казалось недостаточно. И чего именно не хватало ей в Герасимове, с которым она даже не была близка, сказать сложно...
Если только Сашка спасется, если останется жив, если они встретятся, она не будет раздумывать ни секунды. Но теперь слишком много «если»... И в целом – это вряд ли возможно.
С каждым днем все тягостнее становится ожидание. Сколько, как долго, до каких пор можно ждать? И как долго выдержит ее сердце? Аня смотрит с завистью на каждую беременную женщину, приходящую к ней на прием. Расспрашивает подолгу о самочувствии. И, может быть, потому, что в ее кабинет попадают только обеспеченные пациенты, все беременные кажутся ей счастливыми, самодостаточными, гордыми тем, что являются хранительницами новой жизни. У них счастливые семьи и любящие мужья. О тех, кто перебивается с хлеба на воду, рожает без мужей и надеется только на государственное пособие, Аня ничего не знает. Она видит ясно только одно: в ее годы уже пора иметь собственную семью, а не выспрашивать посторонних женщин об их радостях.
Тем временем надвигается зима. Город цепенеет от предчувствия мороза, улицы пустеют. Прохожие движутся перебежками – от тепла к теплу. Декабрь выпадает снегом и немного скрашивает пустынность зимнего города. Со второй недели декабря обрушивается сезон гирлянд и елочных украшений – вскоре не остается и следа от холодной мрачности. Расцвеченный и разукрашенный Киев поглощен ожиданием новогодних праздников – таких привычных и таких необычных из года в год. Подарки, елки, свечи, игрушки, фотографии заснеженных деревьев, – все успешно работает на имидж Нового года.
Каждый Новый год – новый праздник. Новые надежды на новое счастье.
Аня тоже надеется вместе со всеми. Но ничего не происходит – она встречает праздник в одиночестве. В своей киевской квартире. Без слез. Без радости. Насухую.
А на Рождество едет к бабушке. И та не знает, что ей делать с таким огромным счастьем – видеть Аню. Аня гостит долго, выслушивает рассказы обо всех соседях, а сама отмалчивается.