Гера
Шрифт:
За очередью Вероника следит строго, но тетя Люба смело проводит Аню мимо какого-то проблемного бизнесмена и вталкивает к гадалке.
Бабка Марфа – невысокая, согбенная, лет восьмидесяти, но в целом бодрая старушка. С маленькими голубыми глазками. Аня достает из сумочки школьную фотографию Герасимов и кладет на стол перед ней.
– Хочу узнать, жив он или нет…
Старушка придвигает к себе фото и вглядывается в него..
– Давний снимок…
Зачем она пришла? Ждала, надеялась… А если мертв? Если погиб? Искать у Влада ключи от своего счастья? Парень совершил убийство, чтобы спасти ее. А стоило ли спасать?
– Очень давний снимок, – повторяет бабка Марфа.
– Нет, не такой уж давний. Ему сейчас тридцать лет.
– Очень старый снимок, – повторяет свое старушка и вдруг закрывает глаза. – Вижу его… в комнате, где много людей…
– Он жив? Жив! – выдыхает Аня.
– Один человек очень близко к нему. За столиком, как в ресторане.
Герасимов жив и в ресторане.
– Человек этот улыбается. Твой парень не пьет. Курит. Много курит. Говорит что-то…
Герасимов курит?
– Говорит с темным мужчиной.
– Где он? В Украине?
– Не знаю.
– А ресторан… какая-нибудь вывеска… реклама…
– Афиша над ними: концерт Галкина двадцать шестого декабря. Над столиком висит.
– Это здесь, в Киеве.
– Мужчина с темными волосами, назад зачесаны, он их приглаживает.
Бабка Марфа открывает глаза и теперь смотрит на Аню…
– Это Шубин, – говорит Аня вслух. – И это в Киеве. Они сидят в каком-то кабаке. Под афишей Галкина. Он курит. Жив-здоров. И не ищет меня. Даже увидеть не пытается.
Старушка прищуривается, и губы морщатся в непонятной улыбке. Ане становится очень не по себе. Она поднимается, бросает двадцать баксов в корзину и идет к двери.
– А снимок – очень старый, – повторяет свое бабка Марфа.
«Сама ты!» – думает про себя Аня, открывая дверь, но бабулька снова удерживает ее репликой.
– И ботинки тебе надо теплые купить. Нельзя, чтобы ноги мерзли. Все егозишь, егоза! А ноги в тепле держать надо. Скоро ребенка родишь… а ты и о себе позаботиться не можешь.
Аня оборачивается. Глаза мгновенно наполняются слезами. Бабка Марфа по-прежнему смотрит на нее внимательно, но больше ничего не говорит. Просто смотрит, и ее глаза улыбаются.
Аня выходит. Ее машину на стоянке «Интелбума» совсем занесло снегом. Она садится за руль. Снова достает снимок Герасимова.
Парень со светлыми, длинноватыми
Аня переводит взгляд на легкие ботинки из тонкой кожи. Действительно, холодновато, зато изящно. Она же в авто все время.
– Эй, барышня, нельзя здесь парковаться! Это частная стоянка! – охранник в желтой куртке с надписью «Интелбум» бежит к ее машине. – Отъезжайте! Отъезжайте!
16. ФАНТАЗИИ
– Шубин, здравствуй, это Анна! – говорит она на одном дыхании.
– Вот так вот? Официально, по фамилии. А поинтересоваться, Игорь, мол, как поживаешь, это уже не модно?
Шубин, как всегда, любезен. Но его любезность – очень скользкого и опасного свойства.
– Знаю, что ты вчера был в Киеве. И если ты еще не улетел…
– Еще не улетел, но уже направляюсь в сторону аэропорта.
– Я тебя провожу.
Она решает мгновенно. Если вчера он, действительно, был в Киеве, встречался с Герасимовым в каком-то кабаке, значит, бабке Марфе во всем можно верить.
Над чьей внешностью время невластно – так это над внешностью Шубина. С каждой встречей он кажется Ане все моложе и успешнее. Наверное, карьера идет в гору. В самую Джомолунгму.
– Здравствуй…
Он целует ее в щеку – целует всеми своими ароматами: от одеколона «Труссарди» до дорогой кожи пиджака, целует свежим дыханием московской зимы, комфортом лайнеров, успешной карьерой, кануном Нового года.
– Анечка… Что же тебя заставило проводить старого друга в его родные края?
Совсем не «старый». И, пожалуй, не друг.
– И не то чтобы заставило.
Он смотрит на часы. До начала регистрации – несколько минут.
– Ты женился? – вдруг спрашивает Аня.
– Нет. Просто новый роман. Алину Волкову знаешь?
– Очередная модель?
– С декабря – новое лицо «Кассиопеи».
– А «Кассиопея» – это что?
– Парфюмерия московская.
– Поздравляю.
Ясно, что новая интрижка вдохновляет Шубина. Но серьезного отношения к делу – ноль. Да и не нужно.
– Конечно, никакой роман не в силах затмить моего отношения к тебе.
Но и это уже просто фраза. Без того чувства, которое Аня еще недавно с удивлением замечала в его глазах. Это стерлось, отполировалось новыми связями. Шубин красив. Он не может и не должен вечно скорбеть об их разрыве.