Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Вальтер Скотт⁵⁹

Американец Купер утверждает в одной из своих книг, что «в людях есть инстинктивное влечение с любопытством смотреть на человека чем-нибудь замечательного». И эту истину может подтвердить все человечество, начиная от Китая до Перу и от Навуходоносора до старика Гикори⁶⁰. Для чего толпится и глазеет народ у вновь усовершенствованной виселицы в Ньюгейте? Человек, которого собираются повесить, тоже в своем роде замечательный человек. Люди сбежались сюда такими массами, можно, наверное, предположить, что преступник будет не единственным человеком, которого сегодня задавят. Спросите, зачем и куда так спешат эти щегольские экипажи, наполненные разряженными дамами и кавалерами. Видеть дорогую мистрис Чепуху, замечательную женщину, и великого мистера Чепуху, замечательного человека. Или взгляните на это явление новейшей цивилизации, на так называемые вечера львов. В великолепных, освещенных залах целая толпа. Волнуются потоки блонд и кружев, пестреют фраки, приятная улыбка озаряет все лица. Здесь присутствуют львы, современные оракулы. На них приятно посмотреть; но не вступай с ними

в разговор, а почтительно удались и будь благодарен. На вечерах львов не допускаются разговоры, в чем и заключается их характеристическая черта. Хотя это и собрание человеческих существ, но до того дошла наша цивилизация, что главная цель человеческого собрания – передавать душевные ощущения друг другу – здесь совершенно устранена. Разговора здесь нет, здесь чешут только язык и ведут такую речь, которой бы лучше вовсе не было. Отчего для большей откровенности и спокойствия на этих вечерах не украсят этих львов ярлыками, какими обыкновенно украшают бутылки с вином? Пусть они носят на своем теле ярлыки, обделанные в серебро со всевозможным искусством, с выгравированным на них именем владельца, чтоб всякий мог прочесть и узнать, с кем имеет дело, и не тратить попусту слов.

Весьма справедливо заметил Фенимор Купер, что люди имеют инстинктивное влечение смотреть с любопытством на людей, чем-нибудь замечательных, но кроме этого в них живет еще желание самим чем-нибудь отличиться и обращать на себя внимание других. Это влечение, по-видимому, необходимо для человечества. Без него что сталось бы со звездами, лентами и чинами, куда бы девалось самолюбие, богатство, респектабельность, одним словом – главная пружина, двигающая человеческим обществом, главная сила, которая его поддерживает? Влечение это, прибавим мы, дает разнообразные результаты и происходит из разнообразного, не всегда смешного, но и высокого источника. Хотя некоторые и стараются объяснить его слепым природным влечением человека, заставляющим его, как близорукое животное, бросаться на всякий блестящий предмет, будь это хоть жестяное ведро, и принимать его за солнечный луч или, подобно овцам, кидаться за своим вожаком, куда бы тот ни побежал. И действительно, любопытно наблюдать, как люди сами создают себе богов, которым сами же поклоняются. Знаменитый человек, вокруг которого с восторженными криками толпится целый мир и боготворит его, как будто нет равного ему, в сущности, тот же самый человек, которого мир некогда топтал в грязи, человек, не изменившийся ни на одну фибру. Безумный мир, на что ты сбегаешься смотреть? На жестяное ведро? Да разве не валяется там целая груда подобных ведер, хотя, вследствие неблагоприятной судьбы, еще не вычищенных и не отполированных?

А между тем в человеке есть более высшее, лучшее влечение, не имеющее ничего общего с качеством овец, – влечение «чествовать своих героев», врожденная искренняя любовь к великим людям. Не позолоченный фартинг ценят глупцы, но золотую гинею, за которую они, по незнанию, его принимают. Почитание героев заключается в природе человека, оно во все времена было его отличительной чертой, в наш же век в особенности. Во все времена, даже в наше столь непокорное время, знаменательным фактом является то обстоятельство, – так хитро распорядилась природа, – что «человек повинуется только тому, кому он должен повиноваться». Докажи тупоумной твари или гордому уму, что действительно есть душа, превышающая его душу, и если его колени тверды, как медь, то и тогда он преклонит их и будет боготворить ее. Так написано в истории и будет читаться и повторяться до тех пор, пока все не узнают. Притом нужно помнить, что почитание героев было первой, второй и будет последней религией человека, религией неразрушимой, хотя и изменяющейся в форме, но в сущности неизменной. Политика, религия, честность и все высшие человеческие интересы будут покоиться на ней, как на скале, которая будет стоять, пока существует человечество. Такое значение имеет почитание героев, так много заключается в нас врожденной истинной любви к великим людям. И чем лучше мы можем выразить нашу признательность этим благодеяниям действительности, как не тем, что постараемся с улыбкой на устах прощать нелепые выходки притворства, даже самые вечера львов, снабжены ли эти львы ярлыками или нет, и пожелаем им всякого преуспеяния.

Пусть процветает почитание героев, скажем мы, как процветает погоня за позолоченными фартингами, когда нет гиней. Но гинеи существуют, в существование их верят и ценят их, – поэтому отыскивайте великих людей, если можете; если их нет, то этим не прекращаются поиски. За неимением великих людей покажите нам известных людей столько, сколько на них достанет аппетита у публики.

Был ли Вальтер Скотт великим человеком – это еще вопрос для многих. Но что он был действительно замечательным человеком, в том не может быть никакого сомнения. В настоящее время не было писателя, который в какой-либо стране пользовался бы такой популярностью, как он, и равных ему людей было немного, даже во все времена и во всех странах. При этом нужно заметить, что Вальтер Скотт пользовался популярностью скорее в среде избранного круга, чем толпы. Его поклонниками долгое время были самые цивилизованные люди, и до сих пор они составляют большинство. Подобное счастье было ему суждено в продолжение двадцати или тридцати лет. Так долго он был предметом удивления и если не великим, то замечательным человеком. И действительно, мы имеем здесь дело с человеком, к которому питали «прирожденное влечение» все другие люди. А теперь, когда давно ожидаемая биография, «составленная его зятем и литературным душеприказчиком», вновь обращает на себя внимание целого мира, вероятно, в последний раз этим способом, и когда люди, в некотором роде, расстаются со знаменитым человеком, чтоб идти своей дорогой и оставить его на произвол судьбы, для чего нам не высказать то, что мы о нем думаем?

Читатели различных направлений, неизвестного количества и качества собираются нас послушать. Не чувствуя в себе особенного призвания, но покоряясь судьбе и необходимости, автор исполняет требование большинства. Исполнит ли он свой труд хорошо или дурно – будет зависеть не от большинства, а от него самого. Он желает одного, именно – подождать, пока биография будет окончена, потому что за шестью вышедшими томами,

как известно, последует седьмой том, который увидит свет только через несколько недель. Но редакции журнала, для которого мы пишем эту статью, надоело ожидание, и она объявила, что, кончена или не кончена биография, она желает отделаться от нее еще до наступления нового года. Может быть, это и к лучшему, потому что физиономия Вальтера Скотта от этого седьмого тома, в сущности, не изменится, так как вышедшие шесть томов не могли ее изменить. А человек, написавший около двухсот томов и живший тридцать лет в постоянной беседе с друзьями, уже должен оставить верное изображение по себе. Итак, покоримся редакторской власти.

Вначале два слова о самой биографии. Известное дарование мистера Локхарта свидетельствует о строгом изучении предмета. Наш приговор вообще тот, что он исполнил предпринятый им труд с честью, достойной добросовестного работника. Правда, понятие его о том, чем должен бы быть этот труд, не слишком высоко. Изобразить жизнь Вальтера Скотта по всем правилам искусства, так чтобы читатель, по зрелом обсуждении, мог сказать самому себе: «Вот Скотт, вот верная характеристика его земной жизни; таков он был от природы, таково было его влияние на мир и его значение для нас», – все это не входило в план Локхарта. Между тем этот план должен служить основой всякой биографии и пройти все степени совершенства начиная с «Одиссеи» и кончая «Томасом Элвудом». Ибо всякая героическая поэма есть, в сущности, биография, жизнь человека, так что можно сказать, что нет той человеческой жизни, правдиво рассказанной, которая бы не была рифмованной или нерифмованной героической поэмой.

Этому плану можно бы было отдать предпочтение, если б он соответствовал цели и в другом отношении, – чего в наше время ожидать нельзя. Семь томов продаются дороже одного, и все-таки их легче написать, чем один. Что стоила бы, например, «Одиссея», если б ее продавали по листам? Вероятно, не так дорого, как «Записки Пиквикского клуба», и в коммерческой алгебре уравнение было бы составлено в таком роде: «Одиссея» равняется «Пиквику», разделенному на неизвестное целое.

В литературе еще можно сделать великое открытие – это именно платить литераторам за то количество листов, которое они не пишут. Да и действительно, разве это не правило во всех отношениях и при всех поступках и действиях? Не то определяет ценность, что находится на земле, а то, что лежит в ней, – корень и подземный элемент, из которого оно вышло. Между всеми речами, годными на что-нибудь, самая лучшая – это молчание. Молчание глубоко, как вечность, речь пуста, как время. Это кажется парадоксом, не правда ли? Но горе тому веку, горе тому человеку, терзаемому, заброшенному речами, подобно бесплодной Сахаре, которому чужда эта древняя истина. Это, повторяем мы, правило. Действуй согласно ему или нет, признавай его или нет, но если кто отдалится от него, тому остается только вытягиваться вдоль и поперек, скользить по поверхности, прибегать к продажности и в конце концов сделаться совершенно бесполезным существом. Если б наш друг Фенимор Купер, о котором мы упоминали при самом вступлении, следовал бы этому правилу, то, наверное, одарил бы нас только Натти Кожаным Чулком, этим мелодическим очерком человека и природы на западе, а сотни рассказов, собранных по приказу Колберна и К°, покоились бы в хаосе, где место всем несообразным вещам.

Действительно, этот гений многословного писания и действия походит на Молоха, потому что целая масса душ приносится ему в жертву. Поэтому-то необходимо и важно было бы открытие – платить за труд, сделанный невидимым образом. За подобное открытие мы бы с радостью отдали все компании строящихся железных дорог, общества распространения знаний и тому подобные деятельные учреждения Старого и Нового Света. Если подобное открытие действительно когда-нибудь осуществится, то мы бросим нашу шляпу вверх и воскликнем: «Дьявол побежден!» А пока не будем находить странным, что нам подносят семь биографических томов вместо хорошего одного и многие вещи продолжают совершаться точно так же, как совершались они встарь и как, вероятно, будут совершаться еще долгое время.

Намерение Локхарта было, по нашему мнению, написать не художественное произведение, а собрать и напечатать все письма, документы и заметки в надежде, что мир их прочтет; разместить их в хронологическом порядке и снабдить необходимыми примечаниями. Поэтому труд его не сочинение, а скорее удачная компиляция. Но и эта задача нелегка, для нее также необходима известная степень таланта, – так, например, между «жизнью и перепискою Гана Мора» и настоящей биографией Вальтера Скотта разница большая!

Итак, мы принимаем эти семь томов и весьма благодарны, что они оригинальны в своем роде. Относительно же того обстоятельства, что их семь, а не один, нужно заметить, что сама публика того требовала. Если б Локхарт поступал иначе, то обнаружил бы только недостаток такта. Если б вместо хорошо составленной компиляции он издал бы хорошее сочинение в одном томе, на которое был способен более, чем кто-либо другой в Англии, то, без сомнения, он нашел бы себе несравненно менее читателей. Если ему придется отказать в великодушии, то за ним остается благоразумие, которое он, может быть, ценит выше. Но и труд, составленный таким образом, стоит того, чтоб его иметь. Биография Скотта является перед нами если не оригинальным, самостоятельным произведением, то по крайней мере напечатанной в элементарном виде. Она может быть со временем написана, если кто-либо сознает это необходимым. В настоящем же виде, мы повторяем, труд выполнен добросовестно. Остроумный взгляд, меткое суждение, искренность, усердие, здравый человеческий ум – все эти качества бросаются в глаза. Числа, факты и другие данные, полагаем мы, вполне верны. Подробности в сведениях, немыслимые для другого, встречаются здесь, и результаты их сообщаются с подобающей краткостью. Письма Вальтера Скотта вообще не интересные, но все-таки не лишенные некоторого интереса, помещены в достаточном количестве, но с выбором, – этому же выбору подвергнуты и ответы на них. Рассказы, очерки и, наконец, личные воспоминания, полные значения, но всегда правдивые и художественные, рассеяны по всей книге. Таким образом, перед нами собраны разнообразные факты, касающиеся жизни Вальтера Скотта. Перед нами лежит труд, исполненный человеком светлого ума, верного суждения – одним словом, с тем искусством, которого публика была вправе ожидать от имени, связанного с этим трудом.