Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Вальтер Скотт, действуя неизвестным Вальтером, может быть, не восхищал бы людей в течение нескольких лет, не потерял бы на литературе сотни тысяч фунтов стерлингов, но он все-таки был бы счастливым и небесполезным человеком и, пожалуй, – кто знает – был бы даже более полезным Вальтером. Но это не было его назначением. Гений оригинального века, века, которому недоставало веры и который боялся скептицизма, – не понимая ни того, ни другого, – с печатью многих страданий на челе, с необходимостью вести жизнь при этих условиях. Гений этого века сказал самому себе: где человек, который бы мог быть временным утешителем и умственным усладителем моего жалкого, странного века и хотя на время рассеять его смертельную скуку и тоску. Сказав

это, гений окинул взором весь мир и, увидев человека в одежде адвоката, входящего в пыльный эдинбургский парламент, воскликнул: вот он!

«Minstrelsy of the Scottish Border» оказалось источником, из которого потекла одна из широчайших рек. Романы в стихах, перешедшие впоследствии в прозаические романы, старинная жизнь людей, воскрешенная для нас, – великое слово! Не как мертвое предание, а как животрепещущее настоящее, восстало перед нами прошедшее. Суровые бойцы, с их грубой простотой и силой, самонадеянностью, здоровьем и добродушием, явились перед нами, как живые, в своих железных шлемах, кожаных куртках, ботфортах, со всем разнообразием привычек и костюмов. В литературе это была новооткрытая земля, для нового века блестящее Эльдорадо, страна тучная и обильная и рай праздности. Для начала XIX века, скучающего и расслабленного, это неожиданное освежающее явление было как нельзя более благоприятно, – итак, любуйтесь новым Эльдорадо, благословенной землей, где можно наслаждаться и ничего не делать!

Наступило время для новой литературы, и Вальтер Скотт пришелся как нельзя кстати. Песни Мармионы, девы и рыцари озер и островов быстро следовали друг за другом, приобретая выгоду и успех. Сколько тысяч гиней было заплачено за каждую новую песню! Сколько тысяч экземпляров (иногда 50 и более) было напечатано в то время и впоследствии! Сколько потрачено похвал, рецензий и апофеоз, – все это рассказано в этих семи томах, имеющих поэтому высокое достоинство в литературной статистике. Это замечательная, блестящая история, очерки которой знают все. Читатель восстановит ее в своей памяти, но трудно, чтоб его воображение перещеголяло действительность.

В этом среднем периоде своей жизни Скотт, разбогатевший от продажи сочинений, доходов по службе, богатый деньгами и славой, является нам человеком уже с упроченной будущностью. «Здоровье, богатство и ум, чтоб руководить ими», как говорит его пословица, – все в его руках. Поле перед ним открыто, и победа ждет его. Его дарование, его собственное «я» развиваются свободно, смело, – величайшее счастье, достающееся на долю человека. Обширный круг друзей, горячие поклонники, семейное счастье, доступное тем, кто может отдаваться ему от чистого сердца; блеск и слава, достающиеся немногим, – кто бы после этого не назвал Вальтера Скотта счастливым.

Но наиболее счастливые условия, как мы заметили выше, заключались в том, что Скотт обладал истинно здоровой душой, которая делала его мало зависимым от внешних обстоятельств. Предметы казались ему не в извращенном виде, тусклом или чуждом свете, а правильно расположенными и действительными. В нем заключались стремление и постоянство и ясный взгляд на то, к чему нужно было стремиться. Если б кому-нибудь вздумалось говорить проповедь о здоровье, которое действительно заслуживает этого, тот, вероятно, выбрал бы Скотта текстом для этой проповеди. Теории в логике верны, но на практике они могут быть верны или неверны, и здесь является вопрос: годны ли они? Что в том, что убеждения такого-то человека самые разумные, принципы его великолепны, если жизнь его на деле полна противоречий! Следовательно, принципы его несправедливы, ложь их публично доказана, их нужно отвергнуть и бросить собакам. Мы не говорим этого, но только заметим, что болезнь тела или духа (при хорошем или дурном деле) есть поражение, битва с плохим исходом, – и только одно здоровье можно назвать победой…

Деньгами можно приобрести деньги, но вещь, которую

люди называют славой, – что это такое? Блестящий, пестрый герб, полезный только в том отношении, когда может способствовать приобретению денег! Для Скотта она была выгодной, приятной роскошью, но ни жизненною потребностью, ни необходимостью. Без больших усилий, но наученный природой и инстинктом, подсказывавшим его чуткому сердцу, как отличать хорошее от дурного, понял он, что может обойтись и без этого герба славы. Он не должен доверять ей, а, напротив, быть всегда готовым лишиться ее, и ему снова придется вступить на прежний путь. Мы полагаем, что трудно и исчислить, сколько зла он избежал таким образом, от каких ошибок, соблазнов, интриг и оскорблений ушел он и жил спокойно, не ведая их.

К счастью, еще до славы он достиг зрелого возраста, когда ему было легче относиться к этому делу. Какая странная Немезида таится в человеческом счастье! На устах она сладка, в желудке же горька, как желчь! Нравственно слабый человек, – положим лет двадцати пяти, – которого весь талант заключается в раздражительной восприимчивости, а внутри выражающийся в пустоте и мелочах, вдруг подхватывается общественным мнением, возносится на высоту и от головокружения начинает верить в свое божественное призвание быть великим человеком. Такой человек, по-видимому, счастливейший из людей, – но, увы, не несчастнее ли он всех? Не глотай напитка Цереры, слабый человек, – это страшный яд, он иссушит источник твоей жизни, ты зачахнешь и увянешь и будешь злополучным существом в мире!

Есть ли что-нибудь печальнее книги – биографии Байрона, написанной Муром? Взгляните только на этого бедного Байрона, владевшего многими действительными достоинствами. Он сидит в самовольной ссылке, а гордое сердце силится убедить его, что он презирает весь мир. Но лишь только там, вдали, в туманном Вавилоне, какой-нибудь жалкий писака заденет его своим пером, гордый Байрон начинает корчиться в муках, как будто этот писака чародей, а перо его – гальваническая проволока, коснувшаяся спинного мозга Байрона…

О, сын Адама, великий или малый, если ты любящее существо, то и тебя будут любить те, с которыми ты живешь. Относительно же тех, с которыми тебе не придется жить, что тебе в том, что буквы твоего имени будут врезаны в их память, а подле них твой плохо нарисованный портрет, похожий на тебя так же, как я на Геркулеса? В этом еще небольшая важность, а между тем теперь нет ни одной души, которую бы ты мог любить свободно, – от своей единственной души можешь ты ожидать уважения, – разве не грустно тебе жить в таком положении? Как опустел твой мир и ты сам, ради пустой болтовни, сделался беден не кошельком, а сердцем и умом. «Золотой телец себялюбия, – говорит Жан Поль, – вырос в раскаленного Фаларисова быка, чтоб сжечь своего поклонника и владельца…»

В этот поэтический период своей жизни Вальтер Скотт вошел в сношения с книгопродавцами Балантайнами и принимал деятельное участие в торговом деле. Для тех, которые видят его в героическом свете и считают поэтов за пророков и прорицателей, этот отдел его биографии покажется явным противоречием. Но если смотреть на дело с настоящей точки зрения, обсудить как его, так и Вальтера Скотта, то это предприятие можно будет назвать жалким и несчастным, но не неестественным. Практический Скотт, искавший во всем практической цели, находил, что туго набитый кошелек – вещь самая практическая. А если кошелек можно набить честным образом, например, сочинением книг, печатанием их, так отчего же и не сделать этого? Вольтер, не пользовавшийся авторским правом, нажил в свое время большие деньги в комиссариате, поставляя продовольствие для армии. Промышленный человек тем достигает цели, что он сумеет вступить на ступень, которая ведет к ней. Положение в обществе, обладание благами мира были главной целью Скотта, а для достижения этой цели необходимо следовать правилу Яго: «Копи деньги».