Гезат
Шрифт:
Скакал медленно, чтобы быстро догнали, потому что, как и предполагал, меня не сразу поняли и поддержали. Подозреваю, что сработал эффект стадности. Варварские племена, в отличие от римлян, быстро усваивавших идеи и принципы индивидуализма, не представляют себя в отрыве от племени, отряда. Вождь проскакал в атаку — скачем за ним. Услышав за собой перестук множества копыт, не оглядываясь, подогнал коня. Направил его на фланг последних вражеских шеренг, которые все еще пополняли вышедшие из леса воины, в основном безусый и плохо вооруженный и защищенный молодняк.
Мой нынешний Буцефал не приучен бросаться на людей, поэтому всячески старался отвернуть. Я держал повод внатяжку, не давал коню дурить, и подгонял ударами шпор, выкованных бибрактским кузнецом, которому мой заказ показался придурью богача. Поняв, что столкновения не избежать, жеребец испуганно, громко заржал, чем привлек к себе внимание. Впрочем, к тому времени нас уже заметили и начали перестраиваться, чтобы встретить достойно. Только вот неопытным бойцам не пришло
Наверное, это очень обидно, когда ты внезапно атакуешь врага во фланг и тыл — и вдруг тебя самого делают точно так же. Союзники гельветов сломались быстро. Сначала по отдельности, а затем толпой ломанулись они в лес, из которого напали. Мне показалось, что драпанули минут через пять, хотя, может быть и скорее всего, держались дольше раза в два или три, потому что правая рука моя устала сильно. Такое впечатление, что я все это время не легкой пикой колол, а поднимал двухпудовую гирю. Гнаться за ними по лесу на коне глупо. Пусть легионеры этим занимаются, если, конечно, их командир настолько глуп, что отдаст такой приказ.
Убедившись, что рядом нет врагов и опасность не угрожает нам ниоткуда, я разрешил своим подчиненным собирать трофеи. Кто больше нахапает, того и сочтут лучшим воином. Сам поехал к тому месту, где мы начали бой, чтобы собрать пилумы. Они с номером легиона. Теперь уже ясно, что, если не верну все пять, придется заплатить за каждый недостающий, как за утерянный, и не важно, что это случилось в бою. Это обратная сторона римской тяги к идеальному порядку во всем. Брал пилумы, какие попадались под руку, лишь бы номер легиона был одиннадцатый. Собрав пять, заметил убитого гельвета с золотой гривной на шее. На концах ее было по шарику, в которые вставлены овальные красные топазы. Наверное, вождь какого-нибудь племени. Убил его не я, но грех было упустить такую добычу. Сперва пришлось снять шлем, залитый кровью, потому что погиб гельвет от удара гладиусом в лицо: клинок вошел возле левой ноздри. Шлем был из железа, полусферичный, с поперечным и продольным валиками, ребрами жесткости, идущими поверху и крест-накрест, предохранявшими от ударов спатой и имевшими в месте пересечения втулку, в которую был вставлен пучок ярких, разноцветных, фазаньих перьев. Сзади был приклепан назатыльник, над ушами сделаны выступы, защищавшие от ударов сверху и сбоку, по бокам прикреплены на кольцах подвижные нащечники с двумя округлыми зубцами, направленными вперед, а спереди примерно на сантиметр выше нижнего края шли поля шириной в пару сантиметров. Завязывался шлем под подбородком четырьмя кожаными ремешками: два шли от разных боков назатыльника и два от нащечников. Пару тысяч лет вперед я видел в Музее Рима похожий шлем, только с высокой вилкой в перекрестье, на которую крепился поперечный гребень из покрашенных в красный цвет, конских волос. На табличке было написано, что такие шлемы носили римские легионеры. Пока что я не видел у римлян даже похожих, а вот у кельтов встречаются изредка подобные этому и самые разные вариации на данную тему. Видимо, кельты методом проб и ошибок подберут наилучший вариант, а римляне, как обычно, присвоят чужое изобретение и объявят своим. Кольчуга на убитом тоже была не простая. Собранная из очень маленьких колец, она имела бронзовые наплечники в виде накидки, прикрепленные на кольцах, благодаря чему не мешали поднимать руки, и закрывавшие еще и верхнюю часть груди. Ниже по центру была приделана бронзовая овальная выгнутая пластина с изображением стилизованного тележного колеса, которое у кельтов символизирует солнце, защищавшая живот. Ремень был из соединенных бронзовых бляшек с барельефом бегущего вепря, а на нем висели ножны с золотыми пластинками. Спата, для которой эти ножны предназначались, лежала под убитым. В общем, я забрал все это, и еще две серебряные гривны и семь браслетов, снятые с соседних трупов. После чего увидел приближающийся двенадцатый легион, построенный покогортно в шахматном порядке, и прекратил увлекательное занятие, отъехал к лесу, чтобы дать пройти доблестным воякам, которые спешили добить разбегавшихся врагов.
Сражение продолжалось до глубокой ночи. Гельветы попытались еще раз упереться рогом в своем лагере, спрятавшись за арбами. Их выбили и оттуда, погнав вниз по противоположному склону холма. Преследовать не стали, но не потому, что было темно. Слишком большая добыча — целый обоз — оказалась в руках легионеров, из-за чего дисциплина дала трещину. Самое забавное, что ценного там было очень мало. Все, что можно, унесли жены и дети гельветов, убежавшие от легионеров. В основном в лагере остались запасы еды, старое тряпье, палатки, сельскохозяйственные инструменты… Но всего этого было много. Хватило на четыре легиона, грабивших вражеский лагерь.
Следующие три дня римская армия лечила своих раненных, хоронила убитых, своих и чужих, собирала и сортировала трофеи. Не знаю, сколько должен кредиторам Гай Юлий Цезарь, но уверен, что все их требования будут удовлетворены в ближайшее время. Этот жлоб забрал все ценное. Поровну поделены были только запасы продовольствия, захваченные у врага. Всем легионерам и воинам из вспомогательных войск выдали зерна на неделю и по одному барану на декурию.
Во время сражения моя турма потеряла шесть человек убитыми и полтора десятка были ранены, причем двое стали нестроевыми: одному отрубили руку, другому — ногу. Поскольку эти бойцы не были учтены поименно, а проходили, как в составе трех декурий под моим командованием, на которые я получал довольствие и, надеюсь, получу после окончания второго квартала, через несколько дней, жалованье, нам все выдавали на тридцать человек. Недостача личного состава будет пополнена в ближайшее время родственниками и друзьями моих подчиненных, которым через общих знакомых передали весточку, что в турме появились свободные места, есть возможность попасть в нее, если поспешить.
На третий день перед заходом солнца все шесть легионов были построены, и в торжественной обстановке прошло награждение отличившихся. Мне дали фалеру диаметром сантиметров пять, на которой был барельеф в виде венка и слово «Бибракта». Несколько десятков их начеканили из трофейного серебра за эти три дня. Видимо, Гай Юлий Цезарь приписал себе мою инициативу — атаку во фланг гельветских союзников, а мне дал в утешение побрякушку. Что ж, за ним должок. Надеюсь, вернет при оказии.
Вечером я со своей турмой обмыл награду. К тому времени в расположение римской армии прибыл мой старый знакомый купец Кайден Туллий, которому мы загнали часть трофеев в обмен на вино и с которым его и выпили. Несмотря на продолжительное пребывание в исторических эпохах с минимальным количеством информации, моя зрительная память лучше не стала. Кайден Туллий первым признал меня и окликнул. Впрочем, его профессия обзывает помнить выгодных клиентов и поддерживать с ними хорошие отношения. За кубком вина мы обговорили возможные варианты сотрудничества. У меня не было желания отдавать всю добычу Гаю Юлию Цезарю, а у купца можно было обменять неучтенные громоздкие излишки на маленькие серебряные монеты.
Утром четвертого дня армия в полном составе отправилась в погоню за недобитыми гельветами. Шли бодро, как и положено сытым победителям. Поняв, на чьей стороне боги, эдуи тут же прислали обещанные обозы с продовольствием. При желании мы могли бы получить от интендантов много чего в счет жалованья. Старались не делать это, добывать еду самостоятельно. Одиннадцатый легион шел в хвосте армии, и я отпросился у легата якобы на разведку, а на самом деле поскакали за добычей.
Выйти на след отступающих врагов было не трудно. Когда проходят тысяч сто человек и несколько тысяч лошадей и волов, лесная дорога становится похожей на пригородную — хорошо утрамбованной и загаженной. Расплесканные воловьи лепешки и раздавленные конские «каштаны», попадавшиеся через каждые несколько метров, как стрелки, указывали направление движения. Генеральный курс был на северо-запад, в земли лингонов, одного из кельтских племен, с которыми до похода гельветы поддерживали дружеские отношения. Наши враги не подозревали, что Гай Юлий Цезарь уже послал туда гонцов с предупреждением, что все, кто окажет помощь гельветам, будут уничтожены.
Мы скакали быстро, но только на второй день ближе к полудню добрались до последнего лагеря гельветов. Дальше скакали медленнее и осторожнее. И не напрасно. Я был уверен, что гельветы пройдут за день не меньше тридцати километров, а они остановились на ночь примерно через пятнадцать. Это была большая долина между высокими холмами, разделенная на поля, несколько часов назад покрытые доспевающей полбой, а теперь почти полностью вытоптанные и объеденные скотом, который на них пасся сейчас. На южной стороне долины, на склоне холма, была брошенная, эдуйская деревня домов на сто, защищенная валом высотой метра три, занятая сейчас гельветами. Они так же разместились и на полях рядом с деревней, сойдя с дороги вправо, на юг. Поля севернее дороги предназначались для пастьбы скота.
Из центра деревни поднимался густой столб дыма. Вряд ли жгут дома, иначе будет негде ночевать. Впрочем, ночи теплые, можно спать под открытым небом. Наверное, подают кому-то сигнал. Скорее всего, своим воинам, потому что в долине я видел только женщин. И тут до меня дошло, что воины, должно быть, собрались в деревне на совет. У гельветов классическая демократия, все важные вопросы решаются на вече, а потом обязательны для всех под страхом смертной казни или изгнания из племени. Я проинструктировал своих подчиненных, после чего мы неспешно выехали по дороге из леса в долину.