Гезат
Шрифт:
— Благодаря мне, ты получил от сената звание правителя, щедрые дары и статус друга Рима, — произнес Гай Юлий Цезарь. — Теперь я попросил тебя об ответной услуге — прекратить брать дань с наших друзей эдуев, вернуть заложников и уйти за Ренус — и что я услышал в ответ?! Такова твоя благодарность?!
— С какой стати я должен уходить отсюда, отказываться от дани?! — возмутился Ариовист. — Я захватил эти земли с боем! Они теперь мои по праву победителя!
— Ты захватил их не в честном бою, а хитростью, дождавшись, когда большая часть эдуев устанет ждать сражения и разъедется по домам, — уколол проконсул.
— Хитрость на войне — первое дело! — произнес насмешливо германский вождь. — Но если эдуи хотят, могу разбить их еще раз и захватить все их земли.
— Эдуи — друзья Рима. Никто не имеет права нападать на них, — стоял на своем Гай Юлий Цезарь.
— С каких пор тебя стала интересовать судьба этих трусов?! Раньше ты заботился только о тех, кто живет на вашей территории, — сказал Ариовист. — Давай поделим их земли. Я помогу тебе справиться с эдуями и другими племенами. После чего каждый будет править на своей части.
— Нет, ты должен уйти на правый берег Ренуса. Если поступишь так, я помогу тебе стать там правителем, — сделал римлянин встречное предложение.
— Значит, эдуи — это только повод, чтобы вытеснить меня отсюда?! — догадался германец. — Что ж, хочешь войны — будет война. Если убью тебя, меня поблагодарят многие важные люди в Риме. Ты многим мешаешь. За это они простят мне все и признают своим другом. Но если ты уступишь мне эти земли, я помогу тебе…
Дослушать мне помешал шум с востока: несколько человек шли по лесу в мою сторону. Шли осторожно, насколько это возможно в лесу, заваленном упавшими деревьями и сухими ветками. Я переместился вглубь, спрятался за широким дубом.
Это были германцы, вооруженные длинными копьями с толстыми древками, с которыми хорошо воевать против конных, и длинными мечами. Все без щитов. Передние человек десять вышли примерно на то место, где раньше наблюдал за переговорами я, и остановились. Те, кто шел за ними, остались там, куда дошли. Сколько их всего здесь, не знаю, но, судя по шуму, не меньше сотни. Германские пехотинцы сопровождают своих всадников в бою, работают в связке по двое. Если конному становится трудно, на помощь приходит пеший и наоборот. Удирают они тоже вместе. Пехотинец бежит, схватившись за гриву коня или ногу всадника, благодаря чему развивает приличную скорость. Видимо, эти пришли сюда, чтобы по сигналу своего вождя сделать сюрприз Гаю Юлию Цезарю, если тот окажется несговорчивым. Для этого и заманили его сюда на переговоры.
Я стоял и думал, помешать германцам или нет? Гай Юлий Цезарь все равно должен спастись. Иначе придется переписывать историю человечества. В придачу оно лишится многих его афоризмов, пока не сказанных. А может, я и есть тот самый человек, который не должен дать истории измениться? Моей скромной особе эта мысль показалась более подходящей.
Командовал германцами рослый, под два метра, тип с длинными светло-русыми волосами, концы которых топорщились ниже железного шлема с острым шпилем. На нем была короткая кольчуга, всего на пару ладоней свисавшая ниже широкого кожаного ремня. Лицо его не видел, потому что стоял спиной ко мне, внимательно глядел на своего вождя, дожидаясь сигнала, наверное. Моя стрела вошла ему в спину в районе сердца. Влезла основательно, прошив насквозь. Германец медленно и плавно, словно боялся, что от резких движений сломается стрела, начал поворачиваться в мою сторону. Я наблюдал за ним краем глаза, расстреливая его сообщников. Пока они поняли, что происходит, завалил еще шестерых. Остальные заорали что-то на незнакомом мне языке и ломанулись туда, откуда пришли. В таких случаях обычно кричат «Засада!».
Их крики привлекли внимание Гая Юлия Цезаря, потому что, когда я подошел к убитым мною, он уже скакал вместе со свитой к десятому легиону. Я быстро выдернул стрелы из трупов. Они у меня приметные, а германцы слывут очень мстительными. Не удержался и забрал у командира этого отряда ремень с ножнами, в которых был меч с костяной рукояткой, оплетенной кожаным ремешком и прямым клинком длиной около метра и шириной сантиметров шесть. Снимая его, заметил на шее массивную серебряную гривну с окончаниями в виде медвежьих голов и тоже забрал.
Когда вышел к тому месту, где стоял привязанным к дереву мой конь, ни Гая Юлия Цезаря, ни его свиты, ни легионеров не было видно. Поскольку германцы тоже убрались из долины, трусцой поскакал в сторону кастурма. На половине пути свернул на тропу, ведущую в другую долину, разведанную мной ранее. Там в дубовой роще подстрелил подсвинка, который в составе большого стада пожирал свежие желуди.
На подъезде к каструму легионеры, ходившие в лес за дровами, рассказали мне, что германцы устроили засаду, чтобы убить проконсула, но он вовремя разгадал вражеский замысел и сумел отбиться. Теперь буду знать, что Гай Юлий Цезарь любую проблему решает сам, кто бы и как ему ни помогал.
Ариовист предложил встретиться еще раз и закончить разговор, но Гай Юлий Цезарь отказался. Вместо этого отправил двух послов, которым доверял, чтобы передали его слова вождю германцев. Послы были закованы в цепи по обвинению в шпионаже. Интересно, чего еще римляне не знали о своих врагах?! В тот же день Ариовист переместился со своей армией ближе к римской, встал лагерем в шести милях от нас. Узнав о движении германцев в нашу сторону, Гай Юлий Цезарь приказал всем, включая всадников, собраться в каструме и приготовиться к бою. Пришлось нам ставить свои палатки в отведенном для нас месте впритык друг к другу. Такого тесного, переполненного каструма я никогда еще не видел.
Германцы так и не напали ни в этот день, ни на следующий, когда прошли мимо нас и встали в двух милях позади, перекрыв дорогу, по которой нам привозили снабжение. Когда они с презрительными криками и жестами проходили мимо каструма, попытался пересчитать их, само собой, блоками, так что стопроцентную точность не гарантирую. Получилось пятьдесят четыре тысячи. Может, ошибся тысяч на пять в любую из сторон. Все равно германцев было примерно в два раза больше, чем нас.
Каждый минус — это половина плюса. Сидение в каструме дало мне возможность узнать, что переместился во времени всего на сорок два года. Я встретил сорокадевятилетнего эвоката, который оттянул свой срок и остался на службе в личной охране легата восьмого легиона. Это уникум помнил всех консулов с года своего рождения и при этом не умел считать. Я ему сказал, чтобы перечислил с года, когда Гай Марий был консулом в шестой раз, и подсчитал, сколько лет пропустил. Теоретически мои дети от последних жен должны быть живы. Да и сами жены тоже, хотя шансов у них меньше. Подумал, не наведаться ли в Гадес, чтобы узнать, как сложилась их судьба? Вспомнил правило не возвращаться туда, где был счастлив, и решил, что специально не поеду. Не люблю печальные новости. Если судьба закинет в те края, зайду в гости, скажу, что я внук их мужа или отца и кельтки, на руках которой он умер в конце зимы, собираясь весной вернуться в Гадес. Мне в наследство достались сабля и лук, которые должны узнать мои жены. Да и очень похож я на себя.
На следующее утро Гай Юлий Цезарь вывел армию из каструма и построил в три линии по два легиона в каждой. Одиннадцатый легион стоял в третьей, поэтому я не сразу узнал, что германцы не хотят выходить из своего лагеря. Они выслали только несколько конных отрядов, которые вертелись перед первой линией, имитируя атаки и предлагая сразиться один на один или отряд на отряд. Кельты обожают поединки, поэтому двое попытали счастье и погибли. Несмотря на веру в переселение душ, умирать они не любят, поэтому больше желающих не нашлось. Отряд на отряд тоже не захотели.