Гезат
Шрифт:
Я сидел у палатки, ел густую похлебку или жидкую кашу из бобов и сала, приготовленную Синни. Она вместе с другими женщинами приходила утром в каструм, а на ночь возвращалась в обоз нашей турмы и остальных подразделений, не являвшийся частью римской армии, которая свой держала в укреплении. Наш обоз мы охраняли сами: декурии по очереди ночевали там, заодно выпасая лошадей. Когда буцины затрубили тревогу, я продолжил процесс, решив, что какой-нибудь вражеский конный отряд слишком близко подошел к каструму, и охрана запаниковала. Воины моей турмы, посмотрев на меня, тоже продолжили насыщаться. На войне главное — пожрать досыта, потому что умирать голодным обиднее. Только когда легионеры начали выходить из каструма, понял, что случилось что-то важное. К тому времени моя бронзовая миска уже была пуста. Оставалось сделать самое приятное — вымакать-вытереть остатки похлебки кусочками лепешки. Что ж, пусть Синни испытает это удовольствие за меня.
— По коням! — крикнул я.
Днем мы держали лошадей в каструме. Раньше они стояли в тени у вала рядом с палатками, а теперь на опустевшем после ухода двух легионов месте сделали загон из жердей. Синни помогла мне надеть доспехи своего отца, Гленн привел и оседал трофейного буланого жеребца, которого я по привычке назвал Буцефалом и решил испытать в бою. Ему нет четырех лет и не слишком труслив, легче будет обучить. Жаль, не было вина, чтобы плеснуть в воду и напоить ею коня перед боем, чтобы стал смелее и агрессивнее. Впрочем, у некоторых лошадей вино сносит башню, становятся неуправляемыми.
Штурмовали новый каструм тысяч двадцать германцев. Остальным просто не хватило бы места для атаки. Даже те, что нападали, образовывали что-то типа очередей, чтобы заменить соратника, выбывшего из-за смерти или тяжелого ранения, и самому полезть через ров на вал и попробовать посражаться. Многие быстро оказывались во рву, поймав пилум или получив укол гладиусом. Зато следующим было легче преодолевать первое препятствие, которое быстро заполнялось трупами. По личному опыту знаю, каково это идти по куче тел, которые шевелятся, из-за чего кажется, что сейчас провалишься, окажешься в глубине их, и шагать будут и по тебе.
Гай Юлий Цезарь двинул в атаку седьмой и восьмой легионы, которые сперва вместе оттеснили германцев от северо-западной стороны каструма, а потом по отдельности — от северо-восточной и юго-западной. Одиннадцатый и двенадцатый легионы находились в резерве возле очищенной стороны, благодаря чему защищавшие ее легионеры перешли на помощь своим товарищам в других местах.
Моя турма стояла на левом фланге легиона, построенного покогортно возле северо-западного угла каструма. С коня было хорошо видно, как отлаженная римская военная машина, собранная из людей среднего роста и со средними физическими данными, медленно и уверенно перемалывает рослых и более крепких германцев, отважных, но неорганизованных.
Наблюдать это было интересно первые минут двадцать, но бой длился долго и не собирался заканчиваться. Я слезал с коня, разминался, снова садился. Поерзав и поудобнее устроившись в седле в очередной раз, заметил, что небольшой отряд германских пехотинцев, человек восемьдесят, вынесло на левый фланг седьмого легиона. Фланговые легионеры повернулись к ним и вступили в бой. Поскольку двигаться вперед, нарушать строй, они не имели права, все действия римлян сводились только к отражению атак. Германцы из первой шеренги, пользуясь неподвижностью противника, работали копьями с безопасной дистанции, что приносило результат: то один, то другой легионер падал, а его место заменял выступивший из глубины строя.
Я подъехал к Дециму Юнию Бруту Альбину и, показав на левый фанг седьмого легиона, спросил:
— Не возражаешь, легат, если моя турма поможет легионерам?
— Я теперь не вправе отказать тебе в чем-либо, особенно в возможности отличиться! — вроде бы шутливо произнес он. — Покажи этим варварам силу нашего оружия!
Если учесть, что римляне и кельтов считали варварами, предложение звучало интересно.
Мы на рысях обогнули вражеский отряд по большой дуге и широким фронтом ударили с тыла. Заметили нас задние германцы только в самый последний момент, когда оставалось только развернуться и закрыться щитом. Мой конь с разгона сбил двоих и оказался возле передней шеренги германцев, увлеченно орудующих копьями. На этот раз я использовал легкую и сравнительно кроткую пику. Ей было легче и быстрее колоть слабо защищенных врагов. Тем более, что цели были крупные, с большими, вытянутыми черепами, из-за чего напомнили мне фракийцев, хотя у тех деформация черепа была искусственной. Буквально за пару минут я расчистил пространство рядом с собой. То же, может, не настолько эффективно, проделали и мои подчиненные. Уцелевшие германцы, человек двадцать, выставив копья, попятились к своим, оставив легионеров в покое. Поняв, что бой закончился, мои подчиненные быстро собрали трофеи и сложили их в кучу метрах в ста от фланга седьмого легиона, чтобы забрать после окончания сражения. По негласному правилу присваивать сложенные так трофеи нельзя, но правила существуют, чтобы их нарушать.
Ко мне подъехал на коне легат седьмого легиона со свитой из двух десятков молодых оболтусов из знатных римских семей, которые так, не шибко рискуя, но с трудом преодолевая тягости походной жизни, зарабатывают стаж для занятия государственных должностей. Я знал его в лицо, но не помнил имя.
— Ты из какого легиона? — спросил легат.
— Из одиннадцатого, — ответил я. — Это Децим Юний Брут Альбин прислал нас на помощь твоему легиону.
— Правильно сделал! — похвалил он и приказал: — Оставайся здесь со своими людьми до конца сражения. — Уже собрался было развернуть коня и уехать, но задержался и добавил: — Я доложу проконсулу о вашей помощи.
Наше присутствие имело смысл, пока слева от фланга было открытое пространство. За это время германцы больше не совались. Затем легион продвинулся вперед, и левый фланг оказался прикрытым лесом. Даже если бы враг напал оттуда, конница не смогла бы помочь. Моя турма осталась в тылу седьмого легиона, где мы и дождались окончания сражения после захода солнца. Видимо, германцы сочли, что наступление сумерек позволит им сохранить лицо, покинув практически проигранное поле боя. По заунывным сигналам рогов вражеская армия быстро оторвалась от римской и стремительно и с гулом, как вода в узкую воронку, втянулась в свой лагерь, атаковать который Гай Юлий Цезарь не решился.
Легионы отошли сперва к новому каструму, где простояли почти до темноты, пока легкая пехота, сейчас называвшаяся не велитами, а алариями, и легионеры из задних шеренг, не участвовавшие активно в сражении, выносили своих раненых и убитых, добивали тяжело раненых врагов и брали в плен раненых легко, не сумевших убежать, собирали трофеи. Потери были по несколько тысяч с обеих сторон, но германцев потеряли больше раза в два или даже три.
Несколько легкораненых привели в Гаю Юлию Цезарю, который допросил их. Я не слышал, что они сказали, но по римской армии разошелся слух, что Ариовист избегает сражения потому, что, по заявлению предсказателей, проиграет, если вступит в бой до новолуния. Не удивлюсь, если это была вольная трактовка проконсула услышанного от пленных. Впрочем, армия сильно приободрилась после сегодняшнего сражения. Легионеры убедились, что германцы не так страшны, как их малевало воображение, что их можно победить.
Вспомогательные войска продолжили свою грязную работу на месте сражения, а четыре легиона промаршировали мимо вражеского лагеря в старый каструм. Даже не буду рассказывать, что они радостно кричали и показывали германцам. Моя турма ехала в хвосте своего легиона, нагруженная трофеями. Не потеряв ни одного человека, мы нагребли большую кучу оружия и доспехов. Будет на что купить вина и отметить победу.
Утро началось, как и предыдущие, с построения римской армии в три линии, но на этот раз подошли к лагерю германцев практически вплотную. После вчерашнего нападения на новый каструм до Гая Юлия Цезаря, как видно, дошло, что Ариовист не согласен на роль младшего делового партнера, что тянет время, ждет подмогу, чтобы разбить римлян. Каждый день к нему прибывали новые отряды из разных германских племен. Надо было решать эту проблему как можно скорее. И проконсул навязал германцам сражение. Группа из пяти кельтов, владевших языком врага на трактирном уровне, подскакала ко рву и, употребляя, как догадываюсь, самые часто употребляемые выражения, предложила трусливым ничтожествам выходить на бой, иначе будут перебиты прямо в лагере вместе со своими бабами.