Гезат
Шрифт:
— Это ты римлянам расскажешь! Они, может, и поверят! — продолжил давить Виридомар. — А я знаю, что твои люди без твоего ведома слова лишнего не скажут!
— Мы здесь для чего собрались?! Важные вопросы решать или выяснять, что болтают мои параситы?! — атаковал в свою очередь Литовикк и резко поменял тему разговора: — Говори по делу. Что там римляне: собираются атаковать Герговию?
— Вроде бы собираются, но пока не решили, где и когда. Поселение укреплено самой природой, так просто его не возьмешь. Может быть, обложат его и будут брать измором, — доложил Виридомар.
— Это хорошо! — радостно сказал командир. — Пусть сидят там, уничтожают друг друга, а мы подождем. Кто победит, с тем и договоримся.
— Цезарь ждет нас. Если не придем, будет считать предателями, — предупредил Эпоредрикс, такой же молодой, как Виридомар, но ставший командиром, благодаря происхождению из знатного рода.
Дальше заговорили все сразу, причем каждый старался перекричать остальных. Одна половина была за то, чтобы идти на помощь римлянам, вторая — остаться здесь и подождать. Несколько человек чуть не сцепились прямо в шатре. Хорошо, что на совещание запрещено приходить с оружием.
Когда крики стали немного тише, Литовикк громко свистнул. Если бы он воевал, как свистит, стал бы непобедимым военачальником. Присутствующие в шатре сразу затихли.
— Давайте не будем ссориться! — предложил командир. — Пусть те, кто хочет помочь римлянам, отправляются утром к ним, а кто не хочет, остаются здесь. Так нам будет легче договориться с тем, кто победит.
Предложение понравилось почти всем. Эдуи сразу перестали спорить, начали выяснять, кто поедет, кто останется.
— Тех, кто отправится к римлянам, поведу я! — подсуетился Виридомар. — Передайте всем, кто не хочет прослыть предателем, чтобы утром съезжались к моему шатру!
Не знаю, повлияло его обвинение в предательстве или нет, но с нами к римлянам отправилась большая часть эдуйской конницы. При этом их было тысячи три с половиной. Как я и предполагал, до десяти тысяч округлили, чтобы казаться более грозными.
Отряды повстанцев в этих краях были малочисленны, поэтому ехали мы без опаски, попутно сжигая брошенные деревни. Какой отважный эдуйский воин не сделает пакость арвернам, если за это ничего не будет?!
Когда уже подъезжали к римским каструмам, Кон сообщил мне, что среди эдуев есть много отважных воинов, которые не отказались бы служить у римлян, но только под моим руководством. Скорее всего, главным фактором было даже не то, что я фартовый командир, а то, что не эдуй. Каждый мужчина этого племени считает себя самым-самым, поэтому не желает подчиняться другому такому же. Уж лучше чужаку, не так обидно.
— Хорошо, поговорю с Цезарем, — пообещал я.
В легионе не хватает трех турм, так что есть куда расширяться. Мне выгодно иметь больше подчиненных. Когда кто-нибудь погибнет или по какой-нибудь другой причине покинет алу, до момента прибытия замены его жалованье отправится в мой сундук, а когда эдуи разъедутся на зиму по домам, их жалованье за время отпуска будет разделено на три части: половина достанется легату и по четверти мне и трибуну, ведавшему канцелярией легиона.
Штурм Герговии начался рано утром. Основной удар наносили с востока, где удобней был подход к поселению. Зато и укрепления там были самые крепкие. На месте Гая Юлия Цезаря я ударил бы с запада и юга, откуда не ждут. Побывал там по-тихому, убедился, что, если напасть внезапно, когда все внимание будет сосредоточено на восточном направлении, то можно будет без больших потерь ворваться в поселение. В отличие от своего дяди Гая Мария, проконсул не любит, когда ему советуют. В день перед штурмом я был в его шатре, испрашивал разрешение нанять еще три турмы. Само собой, Гай Юлий Цезарь в этом вопросе пошел мне навстречу, а стоило заикнуться о том, что лучше штурмовать со стороны нашего каструма, мне приказали выметываться к чертовой матери. Я подумал, что, наверное, неправ, что проконсул всех победит и без моих глупых советов, поэтому смирил гордыню и отправился к своей семье, где моим советам внемлют без возражений, правда, не всегда им следуют.
Мои жены как раз приготовили выловленных утром хариусов. За поеданием вкусной рыбы, запеченной на углях, я раздумывал над выкрутасами моей памяти. До сих пор помнил многое из своей, как я называю, первой жизни, проведенной в двадцатом и двадцать первом веках новой эры. Даже во снах я там. Иногда просыпаюсь, лежу в темноте и думаю, что все перемещения — дурной сон, что я в отпуске, скоро в рейс. Потом пытаюсь вспомнить, что за баба сопит у меня под боком? Чтобы подсветить ее лицо и заодно посмотреть время, начинаю искать мобильник, который обычно оставляю на прикроватной тумбочке, натыкаюсь рукой на саблю или кинжал, которые всегда под рукой — и тяжело вздыхаю. Зато со следующими «жизнями» память шалит, причем чем дальше по времени, тем чаще. Иногда подолгу не могу вспомнить, как звали мою жену и детей в какой-нибудь из предыдущих эпох, не говоря уже про менее значительные факты. Наверное, так происходит из-за того, что мое тело и мозг, как часть его, при каждом перемещении молодеют, освежают накопленное в самом начале. Или еще почему-то, что мне не положено знать, чтобы крепче спал.
На зорьке я по-быстрому перекусил вчерашними хариусами и собрался наловить новых, когда в обоих каструмах затрубили боевую тревогу. Легионы из главного сразу отправились на штурм, а из нашего построились у подножия возвышенности, готовые поддержать, подменить. Одиннадцатый и двенадцатый вскоре подключились к штурму, а тринадцатый переместился ближе к главному каструму. Четырнадцатый остался возле второго каструма. Как догадываюсь, мы должны были отразить атаку повстанческой конницы вдоль реки, если такое случится.
Ала обязана первой встретить врага, поэтому выдвинулась вперед, растянувшись от берега реки до подножия возвышенности. Каждая турма построилась в пять шеренг по шесть человек в каждой. Трех человек под командованием Дуффа отправил на запад на разведку. Так и стояли, прислушиваясь к шуму сражение на возвышенности и высказывая предположения, что там происходит. Все были уверены, что повстанцы не продержатся долго, максимум до полудня, после чего вернемся в свой лагерь и пообедаем. Солнце поднималось все выше, но пока было не жарко. Да и холодный ветерок с гор делал наше ожидание комфортнее.
Заметив скакавшего галопом Дуффа, я решил, что на нас движется враг, крикнул своим подчиненным, чтобы приготовились к бою. Всё оказалось сложнее.
— Большой конный отряд повстанцев собирается обогнуть возвышенность с дальней стороны, — доложил Дуфф. — Мои люди следят за ними.
— Возвращайся к ним, продолжай слежку, — приказал я ему, а потом Кону: — Принимай командование алой. Съезжу к Цезарю, доложу о готовящейся атаке.
Проконсул не поверил бы любому эдую, привезшему подобное сообщение, так что придется ехать самому. По пути доложил Квинту Туллию Цицерону, куда и зачем еду.