Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха
Шрифт:
Он встретился с ней на мосту, на их обычном месте. Она тоже слышала о Лидице, и ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, какую душевную муку переживает Ян. Она крепко держала его за руку, когда они шли по набережной Влтавы до трамвая, чтобы доехать до пустой квартиры Индры. В жаркие солнечные июньские дни жителям Праги казалось, что все пронизывающая атмосфера страха, висящая в воздухе, как тяжелая пыль, понемногу рассеивается. Уже влюбленные гуляли в тени каштанов по набережной, топча ногами опавшие лепестки цветков. Женщины с колясками и детьми сидели на скамейках и смотрели на плавающих лебедей. Люди праздно прогуливались взад-вперед, глядя то на голубое небо, то на темную Влтаву, стараясь забыть о существовавшем повсюду безумстве. Многим жителям Праги в те дни казалось странным, что солнце продолжает вставать и садиться, река течь и цветы цвести, как будто это кровавое буйство человекообразных зверей не имеет ни малейшего значения. Где-то в мироздании бог и природа разошлись, иначе травы должны были бы увянуть, и солнце остановить свой суточный ход по небу — при виде мира, разорванного ненавистью и униженного болью.
В квартире Индры все отчаяние Яна излилось, и Анна дала ему выговориться. Он говорил, что так не может продолжаться.
Больше ни дня. Они должны сдаться. Надо как-то остановить это слепое, бессмысленное кровопролитие. Они выполнили свою задачу, их собственная жизнь ничего не стоит в общем ходе вещей. Он больше не может выносить ответственность за такое количество смертей. Понимает ли она это? Она, правда, понимает?
В этом было больше риторики, чем действительности, но она дала ему руку и пыталась утешить его. Она заварила горячий эрзац кофе и заставляла его выпить. Она заставила его ходить с ней по квартире и, осматривая спальню, ванную, кухню, находить в них недостатки. Но даже у нее недоставало отваги, чтобы сказать: «Когда-нибудь и у нас будет такая квартира.»
Позже она рассказала об этом тетушке Марии в надежде, что та может обладать большими исцеляющими способностями, чем Анна из-за недостатка опыта. Она рассказала ей, как они пытались уравнять практический порядок в квартире и расстановку мебели, простой порядок жизни, который они должны иметь по праву, и полное уничтожение, которое, казалось, возвышается над ними и висит повсюду в воздухе. На фоне огромности нацистской мести их жизнь и поступки казались жалкими и ненастоящими. Даже горе казалось ненастоящим, может быть, потому, что, когда горе становится национальным бедствием, оно принадлежит не им одним.
Они сидели на кушетке и смотрели, как темнеет небо и на нем появляются звезды. Они поцеловались и прижались друг к другу в своей маленькой комнатке, предавшись минутному забвению. В этом человеческом забвении они отчаянно искали утешения и смысла, придающего форму и значение их дилемме.
Может быть, это было все, что им нужно. Может быть, это было так же хорошо, как все то, что может наступить в будущем. Почему же они должны все вверить будущему? Почему не достаточно этого залитого солнцем дня, этого вечера совершенства? Если будущая весна и следующее лето наступят и пройдут без них, разве это имеет значение?
Но они знали, что это имеет значение. Мышцы, мозг и кровяные тельца стремились к слиянию и продолжению, плоть требовала продолжения. Даже если их мучительная боль будет продолжаться, желание бытия остается и должно оставаться. И Ян понял это благодаря Анне Малиновой.
Глава 15
Известия о событиях в Праге вызвали нарастающее чувство страха у сержанта Карела Чурды, скрывавшегося на ферме матери возле деревни Нова Глина за много километров от Праги.
Его окружали до ужаса напуганные люди. С того момента, как Чурда прибыл в Чехословакию, и его мать, сестра и два женатых брата узнали, что они укрывают парашютиста — они боялись. Все чаще и чаще он слышал плач матери, все больше и больше видел ее покрасневшие глаза и выражение укора на лице сестры.
Когда он возвратился после эпизода со «Шкодой», они упрашивали его больше не заниматься такими делами. А узнав о покушении на Гейдриха, поняли, что уже поздно. Вот он и довел их всех до погибели.
Храбрость Карела Чурды в таком моральном климате начала потихоньку утекать. Газеты и непрерывные сообщения по радио вызвали новые трещины в его умственном фасаде. Его моральное состояние постепенно ухудшалось.
Каждый день он читал о все новых и новых казнях. С утра и до вечера он слышал отрывистые сообщения, угрожающие виновным пытками и смертной казнью, но обещающие безопасность и награды всем добровольно признавшимся.
Два имени в списке жертв нанесли особый удар по его сознанию. Это были имена братьев Арноста Микса — Франтишека Микса, жандарма из Табора, и Антонина Микса, служащего из Праги. Они были братьями человека, с которым они вместе прилетели в Чехословакию, с которым вместе проходили обучение, жили, смеялись и пили английское пиво, а главное — верили друг другу. Эти его братья даже не знали о возвращении Арноста Микса в Чехословакию. Они никак не были связаны с сопротивлением — и все же их казнили!
Так будет и со всей его семьей, если на них падет подозрение. Даже его невеста с ребенком, по всей вероятности, погибнут. Для оставшегося в деревне в одиночестве и в борьбе с собственной совестью Карела Чурды эта мысль становилась невыносимой.
Он слышал также заявления министров правительства протектората — просящие, убеждающие, угрожающие. Они говорили, что поймать этих убийц — долг всей нации. Как только их поймают — террор и репрессии будут сразу остановлены. Граждане не должны слушать предательские передачи чехов из Лондона. Их фальшивая пропаганда, будто те, кто разоблачит убийц или поможет властям их найти, будут впоследствии казнены — чепуха.
Что они могут противопоставить могуществу рейха? Правительство гарантирует, что всякий, кто поможет найти убийц, не будет привлечен к ответственности, даже если он окажется сам виновен. В равной мере это относится и к его семье.
Все это воздействовало на Карела Чурду, но больше всего на него повлияло происшествие, случившееся в самом конце мучительной цепи событий. А началась эта цепь из далека — с бедного несчастного Пешала.
С тех самых пор, как Олдрих Пешал прыгнул на парашюте в Чехословакию, он, последний действующий член группы Пешала, Герика и Микса, продолжал прятаться в лесу. Группа Индры безуспешно пыталась установить с ним контакт. Он упорно продолжал влачить существование в лесу, желая видеть, что случится с его семьей.
Немцы, в результате предательства Герика, приблизительно знали, где он находится. Знали они, конечно, и о его семье.
Напрасно Пешал приходил тайком к отцу с матерью и говорил, чтобы они уехали. Отец устало сказал: «Куда нам ехать, сынок? Мы с матерью уже слишком старые, чтобы бегать».
Когда Гейдрих умер — их сразу арестовали. Произошло это вскоре после того, как Пешал вышел на контакт с людьми, которые выдали себя за представителей местной организации сопротивления. Его заманили на встречу в безлюдном месте в лесу, а когда он попытался от них ускользнуть, его избили до полусмерти. Его привязали к носилкам, притащили в одну из местных нацистских ночлежек, и начался жестокий допрос. Но Пешал не выдал ничего. Он бывал нерешительным и эмоциональным, он безусловно был слишком занят своей семьей, но в его личной храбрости и стойкости не может быть и тени сомнения.