Гидеон. В плену у времени
Шрифт:
– Вы должны увидеть его, сэр, – сказал офицер. – Он или безумный, или дурак. Он подошел прямо к камере и постучал по ней ногтем. Черным ногтем…
Инспектор Уилер распорядился на ночь поместить подозреваемого в камеру и сказал, что утром приедет допросить его.
Инспектор Уилер забрал свой обед из ресторана и по пути домой купил пару бутылок пива. Когда он уже стоял у двери в дом, покачивая пакетом с обедом, бутылками и ключами, его так испугал мужской голос, что он чуть не выронил пиво.
– Могу я чтонибудь подержать, сэр?
– Сержант Чадвик! Вы хотите довести меня до сердечного приступа?
– Извините, сэр. Я хотел лично сообщить вам новости.
– Какие новости?
–
– Они его потеряли?!
– Боюсь, что так, сэр. Они называют его Новый Гудини.
Инспектор сунул пакет с китайской пищей сержанту Чадвику:
– Возьмите. У меня пропал аппетит.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Питер заново узнает отца
Метания доктора Пирретти
Всю ночь, впервые за двадцать девять лет проведенную под одной крышей с отцом, Питер не мог заснуть. Он принял решение не открываться отцу и Кэйт, но антигравитационная машина сломана. И это обстоятельство посеяло в его воспаленном мозгу новые зерна сомнения. Надо ли теперь сказать отцу и Кэйт, кто он такой? Питер слышал каждый час, который отбивали часы. На рассвете так и не заснувший Питер сбросил одеяло и встал. Отодвинув тяжелую занавеску, он стал наблюдать за полоской рассвета над ЛинкольнИннФилдс. За многие годы он полюбил этот вид. За тщательно ухоженным зеленым квадратом сквера с кустарниками и усыпанными гравием прямыми дорожками стояла широкая полоса старых деревьев. За ними вздымались шпили церквей, пятнадцать или двадцать, и все они казались карликами по сравнению с величественным собором Святого Павла. Внезапно в облаках образовался прорыв, и солнечный свет изза громадного купола пронзил утреннее небо. Питер почувствовал непреодолимое желание разбудить отца и поделиться с ним этой красотой. Питер гордился веком, который его принял, он рассказал бы отцу о поразительных вещах, которые он видел. Теперь он был человеком этого мира, уважаемым, хорошо образованным, самостоятельным и богатым; ему хотелось, чтобы отец одобрил того человека, которым он стал… Питер изо всех сил затряс головой.
– Нет, хватит! – громко сказал он и потом более нежно, будто это говорит маленький ребенок: – Хваатит!
Питер теперь был одного возраста с отцом. В глазах окружающих они – ровесники. Он должен сопротивляться желанию получить признание отца. Это недостойно джентльмена его уровня и при его положении в жизни.
Питер быстро оделся, на минуту задержался в холле, чтобы снять с крючка тяжелый железный ключ с надписью «Попечительство ЛинкольнИннФилдс» и выскользнул из дома в холодный утренний воздух.
Старый сторож на пути домой после долгой и небогатой событиями ночи прикоснулся к шляпе, приветствуя Питера, и завернул за сквер, двигаясь, как уставшее ночное животное. Питер отпер железные ворота, ведущие в его личный сад в центре сквера. Самим сквером могли пользоваться лишь жители ЛинкольнИннФилдс, это была их привилегия. Ворота со скрипом отворились и закрылись, и в тишине рассвета этот скрип прозвучал преувеличенно громко. Питер направился к лавочке, где он всегда сидел, когда чувствовал потребность поразмышлять.
Если бы Питер посмотрел наверх, то увидел бы Кэйт, которая наблюдала за ним из своей комнаты на верхнем этаже дома. Именно в этой комнате они с Питером дали клятву на крови не возвращаться домой друг без друга. Именно из этого окна они видели, как Том сдает Гидеона банде Каррика. Это происходило то ли несколько недель, то ли около тридцати лет назад – в зависимости от того, как посмотреть. Как много здесь изменилось с ее прошлого посещения. Сэр Ричард Пикард, тогдашний владелец дома, который так
А там, внизу, Питер вынул мешочек с табаком и трубку и заправил в нее большим пальцем золотистые крошки. Неожиданно ему пришло в голову, что от курения лучше бы воздержаться. Питер прекрасно понимал, что современное утверждение медицины о пользе курения – полная чушь, но, раз ему нравилось курить трубку, удобнее забыть правду. К тому же он считал делом чести никогда не распространять свои познания из будущего. Хотя в своем доме он завел собственные порядки. Там не пили воду из реки (он знал, что в ней водится), не ели ничего с проросшей плесенью (несмотря на обвинения в расточительности). А еще ему не подавали ужин слуги с невымытыми руками и с грязью под ногтями. Не один год он добивался всего этого, но никогда никому не объяснял, что такое микробы.
Питер высыпал табак обратно в мешочек. Как его родители ненавидели запах курева! И как они ужаснулись бы, если бы увидели едкие облака табачного дыма, в которых он привык сидеть в кофейне! У него остались смутные воспоминания из детства о пачках сигарет с надписью «Курение вредит вашему здоровью» – но теперь это казалось ему таким смешным, он даже подумывал, а не игра ли это воображения…
Мысли Питера снова вернулись к сломанной антигравитационной машине. Что, если, спрашивал он себя, маркиз де Монферон не сможет починить ее? Что, если никто не сможет этого сделать? Тогда придется признаться, кто он такой, – но как объяснить свой обман? Он покачал головой, будто пытался рассеять сомнения. Пока еще рано об этом думать. Он перейдет мост только тогда, когда должен будет это сделать. «Как только я открою отцу, кто я есть, – сказал он себе, – он прекратит поиски. В этом я уверен. Ведь отец найдет мужчину, которого потерял, когда тот был ребенком. Сейчас я должен быть сильным. Слишком многие пострадают, если я раньше времени проявлю слабость. Я буду помогать отцу найти меня маленького. И если Монферон не сможет починить машину, мы будем искать и искать, пока не найдем такого человека, который с этим справится…»
Кэйт следила, как уверенно пошел назад Джошуа Сеймур, он не обратил внимания ни на кота, который терся у его ног, ни на угольщика, согнувшегося под тяжестью большого мешка за плечами. Чтото странное и… знакомое… было в Джошуа Сеймуре. Непонятно только, что именно… Кэйт попыталась третий раз за утро раствориться и попасть в свое время. И в третий раз ей это не удалось. На миг ей показалось, что она видит движущиеся блестящие спирали, но они тут же исчезли. «Возможно, – подумала она, – я слишком стараюсь». Но она чувствовала – чтото изменилось. Изменилось в ней. Она не испытывала тех ощущений, которые были в прошлый раз. Удастся ли ей – и когда – снова помчаться во времени?..
За завтраком ощущалось некоторое напряжение. Кэйт заметила, что Джошуа не сводит глаз с мистера Скокка. Ел он мало, а говорил еще меньше. Ханна выходила и возвращалась со свежезаваренным чаем, маслом и свежими французскими рогаликами, только что доставленными из пекарни на ХайХолборн. Встреча с Кэйт взволновала Ханну. Она постоянно утирала глаза и позволяла себе погладить Кэйт по волосам.
– Какие же у вас красивые волосы, мисс Кэйт. Подумать только, как много всего произошло в моей жизни, а для вас время остановилось! Ах, если бы мне снова стать молодой, чего, конечно, никогда не случится!