Главред: назад в СССР 4
Шрифт:
— История нашего противостояния с «Правдорубом» прославится на весь Союз, — я принялся объяснять. — Всплывут многочисленные детали. И ваши прегрешения тоже. А потому вы обязаны найти в себе смелость открыто говорить об этом, когда придется. Рассказать, что совершили ошибку, рассказали, как до этого дошли — чтобы другие не попались в ту же ловушку. Криминал пытается выбраться из угла, в который его забила милиция. И то, что случилось с вами, может уже скоро коснуться многих.
— Мы не должны этого допустить, — Никита сжал кулаки,
— Именно, — кивнул я. — Мы должны показать всем, что соглашаться на требования преступников — это признавать их силу. И даже того хуже. Их правоту. Да, журналист обязан держать себя в рамках. Но в рамках закона, а не бандитской прихоти. Так вот, Никита и Виталий Николаевич, вы готовы заявить об этом своим примером? Готовы рассказать о своем печальном опыте и поделиться им уже завтра?
— Готов хоть сейчас, — улыбнулся мой зам. — Это же такой, мать его, репортаж!.. Рубрика «Испытано на себе», а статья будет называться «Как я работал в самиздате»!
Журналистика — это удел психов. Так говорила мне в свое время одна из знакомых девушек, с которой у меня не заладилось. А потом это же, только уже в позитивном ключе, говорил Рокотов. Тот самый, с кем меня свела судьба еще и в этой новой жизни. Маленький мальчик, который в будущем станет директором холдинга. Моим конкурентом, неожиданно понял я и усмехнулся.
Да, мы в какой-то мере все психи. Готовы в новогоднюю ночь мчаться в соседний город, где произошло загадочное преступление или крупная катастрофа. Лезем под пули в горячих точках. Рискуем жизнями, чтобы добыть ценные кадры или непередаваемые ощущения, которыми готовы поделиться в статьях. Безумцы, умеющие из всего сделать инфоповод.
— Сделаем, Виталий Николаевич, — я поднял руку с растопыренной пятерней, и Бульбаш с готовностью хлопнул по ней своей ладонью с оттяжечкой.
— А я, получается, напишу материал о том, как стал террористом, — попытался натянуто пошутить Никита.
Слишком, пожалуй, весело. Я внимательно посмотрел на парня. Похоже, он просто напуган и не понимает, как правильно реагировать, мечется. Помогу ему.
— Не гони лошадей, Никита, — я покачал головой. — В твоем случае уже так не получится. Это же не игра, не шутка, а попытка загладить вину и помочь другим. Так что нужен другой формат. Ты не террорист, ты — жертва шантажа. Жертва, которая испугалась, повелась на уловки преступников и… в итоге чуть не наломала дров.
Я довольно мягко напомнил о том, что Никита отправил в больницу полтора десятка человек. Парень понял это и помрачнел. Еще сильнее, чем раньше.
— С ним все в порядке? — вдруг тихо проговорил Никита. — С тем высоким в очках, Котенком?
Волнуется. А я окончательно убедился, что мой журналист — просто хулиган поневоле, который еще способен вернуться к нормальной жизни. И хорошо, что я заранее выяснил, как дела у моего сопредседателя. Словно чувствовал, что пригодится здесь и сейчас.
— Пока не очень, — ответил я. — Ему стало лучше, я как раз недавно звонил в больницу, перед нашей беседой, но сам факт, что он неделю на койке под капельницей… Такое себе.
Я понимал, как трудно сейчас Никите. Но скрывать правду в такие моменты — лишь делать хуже. Во-первых, парень все равно узнает, как все обстоит в реальности. А во-вторых, ложь, даже во спасение, может легко привести к потере доверия. Да, Никита сделал ужасную вещь. Но он раскаялся, хочет все исправить и рассчитывает на мою поддержку.
— Значит, я должен понести наказание, — Никита поднял взгляд. — Да, меня заставили. Угрожали. Но я ведь и вправду мог пойти в милицию, защитить Анфису… А я струсил. Решил, что всего-то подниму панику, сорву заседание вашего клуба, и от меня отстанут. Вот только в итоге я ведь людей чуть не погубил. Так что я все же пойду в милицию.
— Ты и себя чуть не погубил, — тихо добавил я. — Ты, конечно, молодец, что все признаешь и даже ответить хочешь по закону. Вот только будет ли от этого лучше Котенку? Или твоему дяде? А тебе самому? Нет, я не предлагаю тебе уйти от ответственности.
— А разве нет? — выдохнул Никита.
— Нет, — я покачал головой. — Я предлагаю воспользоваться шансом. Ты не уходишь от наказания, ты исправляешься. И исправляешь то, что наворотил. Помогаешь поймать оставшихся на свободе преступников, вдруг возомнивших себя вершителями судеб. Делишься с коллегами и читателями пережитым, помогаешь убить подобное отношение к людям в зародыше. Чтобы каждый, кто лишь подумывает о том, чтобы заставить кого-то действовать под угрозой, знал: этого не будет. Да ты еще лекции читать будешь о противодействии журналистов мафиозным структурам!
— Скажешь тоже, Семеныч, — вдруг фыркнул Бульбаш. — Это вон в Италии мафия, я в «Спруте» видел. А у нас так, бандиты.
— Я бы не стал их недооценивать, — я покачал головой. — Бояться и раскланиваться не нужно, вот только и не видеть угрозы тоже наивно. Впрочем, мы не об этом… Не делай резких движений, Никита. И все будет хорошо.
— Я бы очень хотел все исправить, Евгений Семенович, — парень вроде бы начал успокаиваться. — Вот только не думаю, будто того, что вы предлагаете, будет достаточно…
— Мне нужно кое-кому позвонить, — сказал я, и Никита кивнул.
— Мы с вами стали часто встречаться, Евгений Семенович, не находите? — приветливо улыбнулся Евсей Анварович.
Серая «Волга» рассекала улицы зимнего города, и народу было заметно больше, нежели обычно. Хотя сегодня четверг, да и холодно для прогулок. Неужели перестройка выгнала всех из теплых квартир? Да ну, полная ерунда.
— Не могу сказать, что каждое рандеву у нас с вами приятное, но тут не к вам претензия, а к происходящему, — витиевато ответил я Поликарпову.