Глаза Сатаны

Волошин Константин

Они уехали через неделю, дав обещание донье Корнелии не забывать полученные знания, и укреплять их постоянными упражнениями.

– Настоящая ведьма, Хуанито! – в который раз настаивал Ариас. – Но с грамотой она придумала хорошо!

– Ничего хорошего, Ар! На кой чёрт она мне слалось? А теперь ещё закреплять, видите ли, надо! Ты хоть всё запомнил?

– Всё, Хуан! И от тебя не отстану. Каждый день буду напоминатьи заставлять!

Друзья ехали по тропам, всё выше углубляясь в предгорья, Стоял сухой се­зон, воды было мало и каждый раз приходилось долго искать источник.

– Что-то мне больше не нравится это наше путешествие, – ворчал Ариас.

– Зато здесь земля очень дешёвая, а на большее у нас денег нет. Не воз­вращаться же нам на Монтсеррат, где я зарыл свой клад. Да, – вздохнул Хуан, – его бы хватило на тысячу фанег в этих диких местах.

– Ещё найти надо подходящую долину, Хуан. Да такую, чтобы легко можно было проложить тропу к побережью, или к городу. И чтоб вода была. Мы сей­час в центре острова, а ничего подобного я ещё не видел.

– Проедем ещё день-два и поглядим, где остановиться. Кругом пусто, но я здесь я уже видел хорошие долины, Ариас.

– Ты не забывай, что нам поручила эта ведьма, Хуан.

– Откровенно говоря, мне всё это не по душе, Ар. Какое нам до этого де­ло? Но с другой стороны злость разбирает меня, когда я вспоминаю людей, которые до­нимали меня в той асиенде.

– А рабы? Они почему должны так мучиться? Только потому, что они негры?

– Кстати, Ар. Старуха намекала нам про такой ход, как рабство. Помнишь?

– Что-то есть, Хуан. Но напомни.

– Она хотела бы познакомить своих врагов, особенно дона Рожерио и его дочь, как оказаться в шкуре раба. Припоминаешь?

– Теперь помню. А что? Хорошая мысль! Я сам был рабом и хорошо предста­вляю, что они могут чувствовать, будь они в шкуре рабов. Хотел бы я погля­деть, как они будут верещать, подонки!

– А ещё кичатся своим благородством! – поддакнул Хуан. – Мы по сравне­нию с ними куда благороднее и знатнее, верно, Ар?

– А что? Мой отец, возможно, тоже был идальго, и во мне течёт голубая бла­городная кровь знатного испанца! Хотел бы я узнать, кто мой предок по этой линии, Хуан.

– А у меня всё ясно, Ар! Всегда были хлеборобами, а это весьма благород­ное занятие. Куда более благороднее, чем быть наёмным воином или воинству­ющим рыцарем, живущим за счёт таких, как я.

Юноши остановили мулов на краю долины. Склоны круто спускались вниз, где вилась узкая речка, поблёскивающая сквозь неплотную стену деревьев, ро­сших вдоль русла.

– Гляди-ка, Ар! Вот неплохая долина для нас! Стоп, там виден дымок. Кто- то уже занял это место. Поспешим вниз.

Час спустя мулы понуро стояли у затухающего костра у входа в шалаш, что пристроился к нише в почти отвесной стене скалы шагах в ста от речки.

– Тут совсем недавно кто-то был, – проговорил Ариас, внимательно огляды­вая окрестности и шалаш, явно не белого человека. – Похоже, что беглый негр, или два. Как бы они не напали на нас с перепугу.

Хуан проверил пистолет, обошёл шалаш с трёх сторон. Заглянул внутрь.

– На негра не похоже, Ар. Может, индеец какой живёт в уединении, спасаясь здесь от белого человека?

– Опасаться не стоит, Хуан. Если это индеец, то он так напуган, что или уже далеко, или появится вскоре. Остановимся здесь. Место хорошее, тихое и труднодоступное. Помнишь, сколько времени мы спускались сюда?

К вечеру к костру подошёл старый человек. Он был худ, морщинист, бронзо­вый цвет лица поблёскивал в свете костра. Он испуганно стоял на границе света и молча переминался с ноги на ногу. Они были у него босыми. Одет он был примитивно, скорее почти не одет, если не считать старых, полусгнивших штанов и повязки на голове из зелёного выцветшего платка.

Ариас встал, подошёл ближе. Спросил тихо:

– Ты индеец, старик? Чего убежал? Мы не собираемся делать тебе худа.

Старик молча кивал головой, однако с места не трогался.

– Ар, пусть присаживается к костру. Дай ему поесть. Он наверняка голо­ден. Смотри, какой худой.

Старик медленно, с опаской присел на камень у костра. Молча же принял маисовую лепёшку с куском свиного сала. Его голод проявился тотчас. Он то­ропливо жевал несколькими зубами, торчащими изо рта, глотал, посматривал на юношей со всё большим доверием. Назвался Куамуру и был он, скорее всего, последним из индейцев острова, оставшийся после вымирания и уничтожения испанцами всего коренного населения.

Говорил он по-испански очень плохо, но с грехом пополам понять было мо­жно. А юноши, уставшие после дня трудных дорог, не горели пока желанием с ним разговаривать.

– Завтра осмотрим долину и решим, что делать будем. Этот Куамуру не мо­жет считаться владельцем земли. – Хуан тщательно готовил себе постель под открытым небом, не желая дышать вонью шалаша.

Индеец был доволен обществом юных путешественников, принял немного ма­исового зерна и тут же принялся рыхлить клочок земли для посева.

Вечером, после долгих и утомительных обследований, юноши сидели у кост­ра, наслаждаясь купанием в речке, где даже водилась мелкая рыба.

– Дальше я не поеду, Ар, – заявил Хуан. – Долина хоть и маленькая, но за­то вполне пригодная для нашего дела. Не думаю, что за неё дорого запро­сят. Вот только мы не знаем, как она называется. А индейское название мо­жет быть неизвестно властям. Это, помнится, Коарами. Вроде так этот Куамуру называл. Запишем на всякий случай, – и Хуан хитро улыбнулся Ариасу.

Он долго и старательно выводил буквы на грубом листе бумаги, пока не получилось нечто похожее.

– Надо ещё приблизительно посчитать хоть шагами длину долины и её ши­рину, – заметил Ариас.

– Это зачем?

– Власти обязательно поинтересуются, сколько фанег мы собираемся купить

– Кто ж их тут посчитает, Ар? Человека приглашать, что ли?

– Может, и так, Хуан. Мне то неведомо. Но без этого, думаю, не обойтись.

– Ладно, завтра попробуем посчитать. Только я не уверен, что у нас по­лучится. А ты помнишь, как это записать? Я всё забыл.