Глазами, полными любви
Шрифт:
Какие бы ухабы и трения, встречавшиеся на долгом жизненном пути, ни омрачали иной раз дни семьи, Наталья Алексеевна навсегда сохранила в душе чувство уважения и благодарности к чужой женщине, заменившей ей родную мать. Сколько же она сделала для их с сестрой воспитания! Благодаря новой жене Алексея Михайловича в дом вошли детские журналы «Веселые картинки», «Мурзилка», взрослые «Огонек» и «Вокруг света», ставшие для семьи окном в огромный мир. Но в первую очередь Зоя Максимовна воспитывала собственным примером. В ней не было ничего нарочитого, пошлого или вульгарного, что подчас, грешным делом,
Невозможно вспомнить, чтобы она ссорилась с кем-то из родственников или коллег, выясняла отношения, сплетничала, кляузничала. Правда, Натке с Маринкой и отцу приходилось время от времени выслушивать ее воспитательные монологи. Ворчание Зои Максимовны являлось традиционным способом психологической разгрузки большинства российских женщин, замученных нелегкой жизнью. Чаще всего касалось оно бытовой безалаберности Алексея Михайловича, его зацикленности на работе и того, что почти все нелегкие домашние заботы он взвалил на нее. При этом, если претензии к главе семьи начинали высказывать сестры, их вольность решительно пресекалась:
– Малы еще отца учить!
В семье бабушки Нюры, имевшей белорусские корни, требовалось, чтобы младшие ко всем взрослым, в том числе к родителям, в знак уважения обращались на «вы». В свое время Алексей Михайлович так обращался к своей матери, те же правила прививал собственным детям. Новая его жена с первых дней совместной жизни стала внедрять новый стиль общения, считая, что «выкают» обычно с людьми посторонними, чужими. Поначалу «тыканье» Натку слегка коробило. Слово «ты» при обращении к родителям она первое время произносила с запинкой, потом привыкла.
Такая притирка по разным мелочам шла многие годы. Время от времени возникали другие недоразумения, обиды. Было трудно как детям, вынужденным с раннего детства постигать искусство дипломатии, так и «мачехе», которую народная молва заведомо обвиняла во всех мыслимых и немыслимых грехах.
Тем не менее, жизнь потихоньку выстраивалась. В первое лето совместной жизни родители решили затеять ремонт. Отец нашел каких-то местных умельцев, полностью передал дело в их руки и устранился от процесса. Приступая к ремонту дома, родители, очевидно, слабо представляли себе, во что ввязались. Ребятушки-шарашники расстарались вовсю. Благодаря их молодецкому задору семейное гнездо, которое мать и отец только начали вить, на несколько месяцев превратилось в место, пострадавшее от довольно внушительного землетрясения.
Первым делом «мастера» покрасили стены просторной кладовки, где семье предстояло обитать, пока будут идти отделочные работы в комнатах. Краска цвета детской неожиданности обладала странной особенностью – совершенно не сохла. Все лето, пока хозяева ютились во временном пристанище, им приходилось боязливо сторониться
Стены кладовки оставались липкими еще несколько лет спустя. Дела с красками в стране победившего социализма, вообще говоря, обстояли как-то странно. В почете в основном находились два цвета, серый и красный. Людям приходилось жить в серых зданиях на фоне вечно-серого неба. Скрашивало эту убогость обилие красного кумача, из коего делались плакаты, призывавшие к героическим свершениям. На демонстрациях, проходивших два раза в год, улицы и площади расцветали алыми флагами и транспарантами вперемежку с портретами выдающихся членов партии и правительства.
Столь же скудными средствами люди обходились в быту. В кухнях обывателей нижнюю часть стен было принято покрывать масляной краской удивительно унылого темно-зеленого или грязно-голубого цвета. Других колеров в магазинах попросту не водилось. Такие же вгоняющие в тоску панели украшали помещения общественных и присутственных мест, от любой конторы до больницы или столовой.
В большом ходу было слово «немаркий». Дети носили немаркую одежду, им покупали немаркую обувь. Игрушки, продававшиеся в магазинах, и те выглядели поблекшими, словно выгоревшими на солнце.
Творческие натуры, тянущиеся к прекрасному, оклеивали стены кухонь и ванных комнат обычной клеенкой. Стоило это дороже, да и пошла такая мода уже позже, в восьмидесятых годах. В своей первой квартире Наталья Алексеевна собственноручно оклеила кухню и совмещенный санузел веселенькой клееночкой в бело-сиреневый цветочек. Произошло это в 1980-м, в год московской олимпиады. В шестидесятых же народ в городах массово переезжал из перенаселенных коммуналок в «хрущевки». Любое жилище, пусть непритязательное, но с собственным сортиром, казалось верхом комфорта. Ощущение счастья не могли испортить даже самые мрачные краски.
Пока строители бурными темпами возводили голубые города, состоявшие из кварталов панельных пятиэтажек, деревни продолжали дремать в тяжелых тесных избах с подслеповатыми оконцами. На целинных землях в центральных усадьбах новых совхозов ровными линями выстраивались коробочки аккуратных одноэтажных домиков, обычно на два хозяина. Они также не отличались особыми излишествами, но за счет молодости и незамызганности выглядели бодренько. Выглядывавшие из-за свежих палисадниковых заборов тоненькие деревца рождали мысли о прекрасном будущем, казалось, уже близком.
Семья Алексея Михайловича Черновца вселилась в дом из трех комнат. Кроме вышеупомянутой огромной кладовки здесь имелась столь же просторная застекленная веранда, пристроенная к противоположному торцу здания. Дверь на веранду выходила из большой комнаты (зала). Зимой от двери нещадно дуло, зато уже ранней весной, как только начинало пригревать солнышко, Зоя Максимовна раскупоривала выход, мыла на веранде пол, и дети блаженствовали, ловя в процессе игры первые золотистые лучики.
* * *