Гнёт ее заботы
Шрифт:
На закате Байрон и Кроуфорд покинули гостиницу и медленно без разговоров направились вниз по улочкам Лериче, под темнеющим пурпуром неба, мимо окон и дверей, за которыми уже начинали зажигаться желтые огоньки ламп. Вскоре они достигли дальнего конца мостовой выходящего к морю. Байрон насмешливо взглянул на Кроуфорда и осенил себя крестом, прежде чем осторожно спуститься с каменной кладки на песок.
Кроуфорд натянуто улыбнулся и последовал за ним, и они бок о бок поплелись вдоль береговой линии. Каждый из них нес в карманах банку с измельченным чесноком и пистолет, заряженный серебряно-деревянными пулями, и Кроуфорду приходилось то и дело подтягивать штаны из-за веса мотка веревки, опоясывающего ремень; завязанная скользящим узлом петля колотилась о бедро, при каждом шаге отделяясь от бухты. Байрон покачивал незажженным факелом, словно это была прогулочная трость.
Через залив со стороны Портовенере дул холодный ветер, и Кроуфорд поежился и спрятал подбородок за отворотом пиджака, сожалея, что его шарф упакован с остальными вещами, которые они с Байроном собирались взять с собой этой ночью.
Несколько минут спустя они услышали громыхание и скрип кареты, едущей по дороге над берегом. Байрон кивнул.
– Тре как раз вовремя, - тихо сказал он.
«С моим шарфом», - подумал Кроуфорд.
– Надеюсь, он сделал, как ты сказал, и захватил с собой запасную лошадь, чтобы вернуться на ней в Лериче.
– Я тоже, - сказал Байрон.
– Он слишком уж рыцарственный во всем, что касается женщин - и несведущий в делах нефелимов - чтобы смириться с насильственным похищением.
Они потащились дальше, пока небо над ними становилось все темнее, и вскоре услышали частый тройной перестук копыт лошади, скачущей обратно, к оставшемуся к северу Лериче.
– Молодец - сделал, как я сказал, - отметил Байрон.
– Карета дожидается нас над Каза Магни. Он закашлялся, вжимая лицо в воротник жакета, чтобы приглушить звук, и Кроуфорд понадеялся, что жар его не столь сильный, как кажется.
– Тереза очень огорчена, - прокашлявшись, прошептал Байрон, - тем, что ей придется продолжить путешествие в Геную без меня.
Кроуфорд понимал, что должен бы посочувствовать, но Джозефина была где-то впереди, и его мало сейчас заботили отношения Байрона и Терезы.
– Если онакогда-нибудь забеременеет, она будет этому рада.
Он подумал, что Байрон может чего доброго рассердиться от его бессердечия, но после долгого затянувшегося молчания Байрон просто сказал: - Ты прав.
Вскоре Кроуфорд придержал Байрона за руку и указал вперед. На фоне почти черного неба над очертаниями сосен смутно вырисовывалась прямоугольная громада Каза Магни.
Все его окна были темными и безжизненными. Даже самый слабый лучик света не пробивался сквозь них наружу.
– Думаешь, она все еще здесь?
– спросил Байрон, когда они ступили на засыпанную песком мостовую между домом и морем. Он воткнул факел в щель между камнями, выудил из кармана трутницу и с помощью кремня начал высекать потоки слепящих искр.
– Да, - с уверенностью ответил Кроуфорд.
Искры оживили дрожащее пламя на лежащем в коробке хлопковом пухе, и Байрон быстро вытащил факел и поднес к огню его расщепленный, растрепанный конец; в один миг смолистое дерево охватило пламя, освещая оранжевым светом угрожающе нависшие, словно пустые глазницы, арки и окна дома. Байрон закрыл трутницу и спрятал ее обратно в карман.
– Тогда позови ее, - сказал Байрон, поднимая факел, и свет его выхватил деревья, растущие на холме позади дома, отчего между стволов поползли и заметались зловещие тени.
– Джозефина, - громко позвал Кроуфорд. И его голос растворился в бездонной ночной темноте словно вино, пролитое на песок.
– Джозефина!– прокричал он.
– Ты нужна мне!
Некоторое время до них доносился лишь неумолчный шелест ветра в кронах сосен и грохот прибоя за их спиной. Кроуфорд посмотрел вверх на перила террасы, вспоминая, как Шелли склонялся над ними, вглядываясь в воды залива, долгими июньскими вечерами.
Затем, в промежутках между волнами, он различил тихое, отдающееся эхом шарканье из темноты, царящей за арочным входом первого этажа - и мгновение спустя одетая в оборванное платье фигура показалась в центральной арке, той самой, через которую Джозефина в одиночку протащила шлюпку в тот день, когда спасла его из смертельных объятий моря.
– Майкл, - хрипло сказала Джозефина. Вокруг ее рта была размазана какая-то темная субстанция, словно он оторвал ее от еды, но выглядела она слабой и заморенной, а глаза ее были огромными.
Кроуфорд шагнул ей навстречу, и она тотчас отступила назад в темноту.
– Не… приближайсяко мне, - выкрикнула она.
– Людям нельзя ко мне приближаться.
– Хорошо. Кроуфорд подался назад, примирительно вскинув ладони.
– Слушай, я вернулся туда, где стоял - ты можешь выйти снова.
Некоторое время из-под арки не доносилось ни звука - он и Байрон обменялись напряженными взглядами - затем Кроуфорд услышал внутри шарканье по песку, и, очень медленно, она снова вышла под мерцающий оранжевый свет. Кроуфорд пытался разобрать, была ли она беременна, но так и не смог этого определить.
– А тебе, можно приближаться к нам?
– спросил Кроуфорд.
Она покачала головой.
– Даже для того чтобы просто поговорить? Может быть, я хочу воссоединиться с семьей. Здесь Байрон. Он… один из вас, уверен, ты можешь разглядеть это в нем. Он почувствовал, как Байрон пошевелился позади него, и по тому, как качнулся свет, предположил, что он переложил факел из одной руки в другую. Кроуфорд взмолился, чтобы он не потерял терпение и что-нибудь не сказал.
– Тут я тебе ничем не могу помочь, - сказала Джозефина.
– Ты знаешь это. Нужно чтобы кто-нибудь из них был к тебе благосклонен. Она улыбнулась, продемонстрировав, как когда-нибудь будет выглядеть ее череп.
– И они будут, Майкл. Найди одного из них и моли о прощении. О, они простят тебя. Меня уже простили за то… за то, что мы с тобой совершили.
Ее босые ступни на камнях мостовой выглядели словно белые крабы.
Кроуфорд смахнул слезы.
– Я хочу, чтобы ты пошла со мной, Джозефина. Я люблю тебя. Я…