Гнёт ее заботы
Шрифт:
Байрон что-то бессвязно бормотал, пока Кроуфорд говорил, и теперь взорвался: - Это смехотворно, Айкмэн, по множеству причин! Во-первых, ты что сомневаешься, что я сдержу свое обещание?
– Нет, если ты дашь его Хобхаусу. Думаю, что честь для тебя важнее даже, чем твоя поэзия. Она стержень того человека, которым ты себя мыслишь.
Байрон, казалось, сдался.
– Ну хорошо, что в таком случае помешает мне просто писать для себя? И пусть у меня не будет читателей, всегда останусь я и мои обезьяны. Или, например, издаваться под псевдонимом?
– С одной стороны, эта поэзия не получит мировой известности, а с другой, она не будет восприниматься как поэзия Байрона. Это будет лишено для тебя всякого смысла.
Байрон выглядел загнанным в ловушку.
– Таким образом, ты полагаешь, что это устранит все возможно имеющиеся у меня колебания - что после того как я отрекусь от поэзии, у меня больше не останется причин не сделать этого.
– Точно.
Байрон с ненавистью посмотрел на Кроуфорда.
– Я… сделаю это. Он насмешливо возвел очи.
– Полагаю, мне будет дозволено опубликовать всю ту писанину, что я уженакропал? Ее изрядно уже поднакопилось.
– Конечно, - сказал Кроуфорд.
– Следующие несколько лет можешь… кровоточить ею. [384]
Байрон издал жесткий, похожий на лай смешок, а затем повернулся к Хобхаусу.
– Я обещаю, - сказал он.
Хобхаус потянулся над столом и пожал руку старого друга.
– Спасибо, - ответил он.
ГЛАВА 22
Quaff while thou canst: another race,
384
Bleed it out - кровоточить ею. Bleed - означает кровоточить, истекать кровью, но также печатать страницы без полей. На ум приходит фраза «сердце обливается кровью». Байрон будет кровоточить поэзией, вместо того, чтобы расточать свою кровь вампиру.
When thou and thine, like me, are sped,
May rescue thee from Earth's embrace,
And rhyme and revel with the dead.
— Lord Byron,
«Lines Inscribed upon a Cup Formed from a Skull»
Так пей до дна, недолог век,
Твой род, как прежде мой, промчится,
И вот уж гордый человек
На корм червям едва годится.
Пройдут года, и род другой,
Что рифмой словно ты играет,
Найдет тебя в земле сырой,
И смерть с распутством обвенчает.
— Лорд Байрон,
«Стихи, начертанные на чаше, сделанной из черепа»
Хобхаус отбыл шесть дней спустя.
В Каза Ланфранки к тому времени царил хаос. Ханты остановились в расположенной поблизости гостинице до тех пор, пока все имущество Байрона не упакуют для предстоящей поездки в Геную, но в опустевшие комнаты палаццо переместили собак и обезьян Байрона, чьи клетки и конуры были разобраны и упакованы, и неугомонные животные с лихвой восполняли шум, поутихший с исчезновением детей Хантов. Байрон время от времени делал вид, что забыл о том, что дети уехали, и объяснял лай и верещанье как идиотские требования и жалобы на жаргоне кокни.
Весь день Байрон пил вино и весь вечер - джин, и его настроение поминутно менялось от легкомысленного веселья до обидчивой мрачности. Он сказал Кроуфорду, что в тот день, когда он спас его из притона нефандо, он собирался встретиться с нотариусом и написать завещание, но Тереза настолько расстроилась лишь от одной мысли, что он может когда-нибудь умереть, что ему пришлось отменить эту встречу. Она заставила его пообещать, что он забудет об этой идее, и Байрону нравилось намекать, что ему, без сомнения, суждено умереть в предстоящем им предприятии, и что именно Кроуфорд будет виноват в том, что Тереза не получит ни пенни из его денег.
Наконец, двадцать седьмого сентября, Байрон был готов к отъезду. Почти все его слуги и большая часть имущества отправились из Ливорно на север на борту фелюки, в то время как он, Тереза и Кроуфорд путешествовали по суше в Наполеоновском экипаже; животные шумно бесновались в тесных временных клетках, погруженных в салон и на крыши двух карет, что следовали за экипажем их хозяина.
Сердце Шелли лежало в отделении под сиденьем кареты, по-прежнему завернутое в мясницкую обёрточную бумагу.
Байрон был разражен тем, что пришлось встать так рано, и грубо приказал Кроуфорду ехать на козлах вместе с кучером. Тереза сопровождала его только до Лериче и собиралась совершить путешествие до Генуи с Трелони, и Байрон сказал Кроуфорду, что хочет побыть с ней наедине все то время, что ему отпущено.
Три нагруженные кареты тронулись в путь в десять, но им потребовалось целых полчаса чтобы проехать сотню ярдов по Лунг’Арно: лошади встречных карет сходили с ума, заслышав визги обезьян и крики попугаев, дети и собаки толпами собирались вокруг колес, а женщины высовывались из окон вторых и третьих этажей и бросали цветы и платки. Кроуфорд снял шляпу и радостно махал провожающим их людям.
Праздничное настроение улетучилось, когда они повернули к северу на более широкую улицу - в окружении конных австрийских солдат, конвоирующих их спереди и сзади, подчеркивая, что правительство всецело одобряет отъезд Байрона - и по левую сторону от них протянулись строения Университета, в котором Кроуфорд и Джозефина столь мирно проработали целый год.
На некотором удалении от них наклонилась печально известная Падающая Башня, создавая впечатление, что они ехали под уклон.
В течение дня Байрон несколько раз останавливал карету, чтобы поесть, выпить и успокоить животных, и прогуляться с Терезой по раскинувшимся вдоль дороги лугам. Кроуфорд скрывал свое нетерпение и избегал даже смотреть на север, на случай если Байрон наблюдает за ним, так как был уверен, что лорд расценит его напряженный взгляд как возражение против этих задержек и назло может сделать остановки еще более частыми.
Лишь на закате три кареты, наконец, повернули к западу, на идущую к морю дорогу, пересекли мост через реку Вара [385] и вкатились в Лериче. Экипаж, в котором путешествовали Ханты, стоял пустой позади гостиницы, а Боливар встал на якорь в маленьком порту, но когда они выбрались из кареты и поднялись в отель, они обнаружили, что Хант и Трелони отправились прогуляться вдоль берега к расположенному к югу Каза Магни. И Кроуфорд и Байрон вернулись обратно на улицу.
385
Вара (итал. Vara) - река в провинции Специя в Легурии. Впадает в реку Магра. Длина 58 км.