Гнёт ее заботы
Шрифт:
Кроуфорд поднял глаза и взглянул мимо Байрона, скользнув взглядом по берегу до той точки, где береговая линия, казалось, растворялась в волнующемся дневном мареве, а затем кивнул.
– Итак, - спустя миг сказал он, - мы отправляемся в Лериче, хватаем Джозефину, связываем ее и доставляем в Венецию, а затем используем сердце Шелли, чтобы вытянуть глаз из той Грайи, что им владеет и поймать его. Он усмехнулся и опустил взгляд на свои бледные, трясущиеся руки.
– А затем улепетываем что есть мочи, словно дьявол наступает нам на пятки.
– Именно так. Лицо Байрона блестело от пота, а держащая бокал рука начала, наконец, дрожать.
– Держи, - сказал он, пихая бокал Кроуфорду, который ухитрился
Байрон нырнул под воду, и когда его голова вынырнула обратно на поверхность, он, казалось, ко всему наглотался соленой морской воды.
– Ты в порядке?
– спросил Кроуфорд.
Байрон кивнул и откинул голову назад. Теперь он загребал воду и руками, и больше не просил Кроуфорда вернуть бокал.
– В порядке, - кратко ответил Байрон.
– Я просто… в последнее время мне лучше думается, если вокруг соленая вода; а еще лучше, если я в нее погружен.
– Думаю, она защищает тебя от влияния нефелимов, - сказал ему Кроуфорд.
– Единственными мгновениями, когда я на самом деле хотел вырваться из сетей нефелима, когда был инфицирован, были моменты, когда я оказывался под водой. Ты напоминаешь Ноя, что так и не спасся, взобравшись на гору. Он пристально посмотрел на Байрона, который теперь тяжело дышал.
– Кажется, ты в последнее время слишком много плаваешь. Что, меры предосторожности Карбонариев начинают подводить?
– Не… - начал было сердито Байрон; затем покачал головой.
– Что ж, полагаю, ты имеешь право спрашивать. Он подплыл к лодке, забросил руку на планшир и позволил руками и ногам расслабиться. Лодка накренилась под его весом, и Кроуфорд вынужден был подхватить бутылку, чтобы уберечь ее от падения.
– Да, - сказал Байрон, - принятые мною меры предосторожности, кажется, не годятся в качестве постоянного решения. Дьявол, я словно алкаш, который продолжает твердить себе, что можно каким-то образомоставаться в этой алкогольной западне и тем не менее вести нормальную жизнь. Я думал, что смогу удерживать ее - называй ее, как хочешь, Лорд Грэй де Рутин [376] , Маргарита Когни - Это– припёртой к стене; так, чтобы я мог по прежнему писать, но в тоже время был свободен выходить на солнце, и что Тереза и оставшиеся у меня дети будут при этом в безопасности. Но в последнее время днем я начал становиться слабее, и все меньше способен сосредоточиться. К тому же в последние месяцы у меня жар, который совсем не проходит. Так что я хочу сделать это, провести этот экзорцизм [377] , пока у меня все еще достает сил - душевных и физических.
376
Lord Grey de Ruthyn - Лорд Грэй де Рутин.
377
Экзорцизм - изгнание нечистой силы.
Кроуфорд подумал о собственных физических и душевных силах. А Тито отправится с нами, или может быть Трелони?
– Нет. Байрон закинул на планшир вторую руку и тяжело втащил себя в лодку. Его плечи были теперь еще более красными, чем когда Кроуфорд впервые обратил на это внимание, и начали покрываться волдырями.
– Нет, Тито не притронется к работе подобного рода после той ночи в Венеции, когда колонна Грайи поднялась из воды, а Трелони, Трелони не поверит нам, если мы расскажем ему, кем на самом деле был его обожаемый Шелли.
Байрон
– Только мы с тобой - и Джозефина.
– Да поможет нам бог, - тихо сказал Кроуфорд.
– Если он есть, - усмехнулся Байрон. Не забывай о неисчислимом множестве ужасных вещей, которые уже случились.
К четырем часам огонь улегся достаточно, чтобы они могли приблизиться к печи не боясь обгореть. Грудная клетка и тазовые кости остались лежать неровными углями, но сердце, хотя и почерневшее, было все еще целым. Лишь бегло брошенный на него взгляд заставил Кроуфорда опять почувствовать головокружение, и он сел прямо на горячий песок.
Байрон глубоко вдохнул.
– Тре, - сказал он, - ты не мог бы достать для меня сердце?
Трелони решительно покачал головой.
– Я уже пытался достать тебе череп. А сердце просил Хант.
Байрон озабочено посмотрел на сидящего внизу Кроуфорда.
– Это нелепо, - сказал он Трелони.
– Я знал Шелли дольше, чем любой из вас! Вы оба гости в моем доме! Я требую чтобы…
Он остановился и посмотрел на Ханта и Трелони. Кроуфорд мог догадаться, о чем думал Лорд: Трелони не сдвинется с места, а Хант может еще чего доброго из уязвленной гордости покинуть Каза Ланфранки и забрать сердце с собой; и если Байрон устроит сцену по поводу того, что хочет это сердце, Хант может запросто при первой же возможности вернуться на корабле в Лондон.
– Простите, - сказал Байрон.
– Тяжелый просто выдался день. Конечно же, вы можете взять его, Ли - а я удовольствуюсь кусочком кости.
Хант принес маленький ящичек, чтобы унести в нем мощи, и теперь открыл его и держал, пока Трелони склонился над мрачным изобилием печи и выхватил сердце. Он зашипел от боли, но перебросил его Ханту, который ухитрился поймать его в свою шкатулку и захлопнул крышку, будто сердце могло попытаться выпрыгнуть обратно.
Хант нервно взглянул на Байрона, но лорд по-прежнему улыбался - хотя Кроуфорд заметил, как натянулась кожа на его скулах. Байрон вынул носовой платок и с его помощью поднял кусок ребра.
– А мне достанет и этого, - равнодушно заметил он.
Прах и оставшиеся обломки костей были собраны в маленький, выполненный из свинца и дуба гроб, привезенный Байроном, а затем санитарные служащие помогли Трелони просунуть под печь шесты и унести ее вниз к линии прибоя. Когда они окунули ее в воду, в воздух взвилось облако пара, и Кроуфорд подумал, что раздавшееся шипение прозвучало так, будто само море зашипело от боли.
Час спустя Трелони, Байрон, Хант и Кроуфорд обедали в Виареджо. Байрон привел Ханта в недоумение, поинтересовавшись у хозяина гостиницы, не могли бы им подать вино в аметистовых чашах - понятно, что все, что нашлось у хозяина это стеклянные фужеры, это, однако же, не помешало им набраться терпкого домашнего вина, так что когда наполеоновская карета Байрона покатилась обратно на юг в Пизу, они распевали песни и истерически хохотали.
Кроуфорд отдавал себе отчет, что их веселье было ответной реакцией на все происшедшее в этот день; но в собственном смехе и смехе Байрона ему чудились так же нотки страха. И пока тени придорожных деревьев все больше вытягивались поперек их пути, он, против своей воли, то и дело бросал взгляд на заключающую мощи шкатулку Ханта, лежащую на сиденье возле Трелони.
ГЛАВА 21
И летучие мыши с младенцев чертами ей вторили свистом