Гнёт ее заботы
Шрифт:
На стене висело большое зеркало, и он в ужасе уставился на свое обнаженное тело. Колени и локти были теперь самыми широкими частями его конечностей, а ребра выпирали, словно сжатые в кулак пальцы из-под обтягивающей одежды, а на запястьях от ежедневного натирания удерживающими его на кресте веревками образовались язвы. И он не думал, что когда-нибудь еще сможет иметь детей.
Некоторое время он почти неслышно оплакивал того мужчину, которым когда-то был… а затем, укрепив себя глотком Терезиного одеколона, натянул халат на свое понапрасну растраченное тело и попытался уверить себя, что если сможет как-нибудь спасти Джозефину и их ребенка, он,
Решение было смелым, но он посмотрел на свои бледные, трясущиеся руки, и спросил себя, что из задуманного окажется ему по силам; а затем, принимая во внимание расщепленное состояние своего разума, насколько его хотя бы хватит, чтобы не забыть об этом решении.
Байрон вернулся с Джоном Трелони, чтобы обсудить детали завтрашнего погребального костра - Трелони лишь дважды в изумлении взглянул на Кроуфорда, один раз, когда впервые его увидел, а второй, когда Байрон сказал ему, кто это был - но Кроуфорд никак не мог сосредоточиться на том, о чем говорилось; Трелони был настолько дородный и загорелый, настолько чернобородый и ясноглазый, и пышущий здоровьем, что Кроуфорд чувствовал себя изношенным и иссушенным, просто находясь рядом с ним.
Байрон заметил его невнимательность и провел Кроуфорда вдоль по коридору в гостевую комнату.
– Я пришлю слугу с чем-нибудь съедобным, - сказал он Кроуфорду, осторожно присевшему на кровать.
– Я уверен, что доктор настоял бы, чтобы ты неделю не покидал кровати, но завтрашнее сожжение будет своего рода пробным забегом [369] перед предстоящим еще через день сожжением Шелли, так что я хочу, чтобы ты поехал.
Байрон повернулся было уйти, но затем добавил, - Да, и я также скажу, чтобы слуга захватил чашку брэнди - и не стесняйся в любое время попросить еще. Не в моем обыкновении ограничивать кого-нибудь в пьянстве, к тому же я не могу позволить пойти вокруг молве, что мое гостеприимство хромает настолько, что гостям приходится пить одеколон.
369
Practice run - контрольный (пробный) забег. Я хотел было написать «пробежкой для разогрева», но потом подумал, что Байрон все же был не настолько циничен.
Кроуфорд почувствовал, что его лицо вспыхнуло, и сидел, не поднимая глаз; но после того как Байрон покинул комнату, он с благодарностью вытянулся на кровати, поджидая еду. Он слышал, как из окна выливали оставшуюся после его купания воду, и понадеялся, что та не отравит растения.
Он провалился в сон, и ему снилось, что он снова распят на кресте в подземном баре; кто-то по ошибке принял его за деревянное распятие и уже собирался вогнать железный гвоздь в его лицо, но единственное, чего он боялся, что человек слишком рано заметит, что он живой, и не сделает то, что хотел.
ГЛАВА 20
Единственными уцелевшими частями были немногочисленные
осколки костей, нижняя челюсть и череп; но что
поразило нас всех, так это то, что сердце его осталось целым.
Когда я выхватил эту реликвию из объятой пламенем печи,
мои руки сильно обгорели; и увидь кто-нибудь это мое деяние,
мне пришлось бы подвергнуться карантину.
— Эдвард Джон Трелони,
Из записей Шелли, Байрона, и Автора, 1878
Леди Макбет:Все еще пахнет кровью: всем
благовониям Аравии не очистить этой маленькой руки.
О-о-о!
Врач:Что за вздох! Как тягостно
страдает это сердце.
Придворная дама:Я не хотела бы таить его в груди
ценою почестей, что телу достаются.
— Шекспир, Макбет
Река Серкио в конце этого жаркого лета узкой неглубокой лентой вилась между крутых берегов, и искрящиеся волны, что набегали из Лигурийского Моря и с шумом обрушивались на этот необитаемый участок Тосканского побережья, образовали пену на приличном удалении вверх по устью реки, очевидно не встречая никакого сопротивления со стороны последней. Прибрежный бриз еле слышно шелестел в ветвях благоухающих сосен, что покрывали склоны холмов.
Боливарвстал на якорь в пятидесяти ярдах от берега, вблизи шлюпа [370] , над которым развивался австрийский флаг, а карета Байрона остановилась на грунтовой дороге над берегом.
На песчаном склоне холма располагалась лачуга, сооруженная из сосновых стволов, соединенных сосновыми же ветвями, и крытая тростником, и Кроуфорд, Байрон и Ли Хант сидели в ее тени, потягивая холодное вино, в то время как несколько одетых в форму мужчин стояли вокруг этого маленького сооружения. Кроуфорд обильно потел и задавался вопросом, кому из этих служивых выпала неприятная обязанность прожить в этой лачуге весь прошлый месяц, охраняя могилы Вильямса и де Ложа.
370
Шлюп - небольшое парусное судно.
– Трелони расстроен, - сказал Байрон.
– Он хотел быпроделать все на рассвете– и не сомневаюсь, с кораблем викингов в качестве погребального костра. Байрон все утро был нервным и раздражительным.
Трелони стоял в нескольких сотнях ярдов от них, со скрещенными руками, наблюдая, как мужчины из Санитарной Службы копают мягкий песок. Его изготовленная на заказ, своего рода жаровня, четырехногий железный стол с высокими боковыми стенками, стояла над непомерно большой грудой сосновых бревен в нескольких ярдах за ним.
Трелони сказал Байрону, что хочет, чтобы кремация состоялась в десять часов - но Байрон спал долго, так что его карета лишь к полудню докатилась до того места, где дорога подступала к этому берегу.
Кроуфорд отхлебнул еще вина, затем кивнул.
– От всего этого попахивает язычеством, - сказал он. Дорога его утомила, и все, чего он сейчас хотел, это поспать. Он поглубже надвинул на глаза край соломенной шляпы.
Хант взглянул на него в замешательстве и, казалось, хотел о чем-то спросить, но в этот миг Байрон чертыхнулся и поднялся на ноги; копавшие песок мужчины, очевидно, нашли тело, так как один из них выбрался из песчаной ямы и поднял багор.