Гнёт ее заботы
Шрифт:
– Да уж, не много же от тебя осталось, Айкмэн, - заметил Байрон, когда начал тащить их обоих вверх по лестнице.
Наверху на мостовой они остановились, чтобы перевести дух. Кроуфорд щурился от причиняющего боль слепяще-яркого уличного света, и спрашивал себя, где же, черт возьми, он находится. Он скосил глаза к носу и с удивлением увидел, что у него была борода, и что, несмотря на покрывающую ее грязь, она была белой.
– Теперь уже недалеко, - сказал Байрон.
– За этим углом в нанятой карете нас дожидается Тито. Собственно, если через несколько минут я не вернусь, он должен отправиться мне
Кроуфорд кивнул, пытаясь удержать вернувшуюся ненадолго ясность.
– Как ты меня нашел?
– спросил он.
– Я поручил моим слугам поспрашивать вокруг об англичанине со знаком Карбонариев на руке, который почти наверняка пытается покончить с собой. Они быстро разузнали, что ты был в одном из этих притонов, а затем похитили одного из местных нефандос [367]– так они, видишь ли, здесь величают нефферов, это к тому же означает «неспособный» или «нежелающий говорить» - и пригрозили, что убьют его, если он не выдаст расположение этого места.
367
Nefando - мерзкий, гнусный, гадкий, запретный, нечестивый. Нефандос (итал. nefandos) таким образом можно перевести как что-то вроде «мерзкие извращенцы». Очевидно, слово имеет то же корень, что и нефф (neff).
Байрон презрительно фыркнул.
– Тот, конечно же, сразу раскололся и, рыдая, начал лепетать, как туда можно добраться. Эти нефандосы– просто трусы. Даже находясь во власти своего порока, все чего они хотят, лишь безопасно скользнуть по его поверхности, словно бахвалящийся распутник, у которого хватает смелости лишь на то, чтобы подглядывать в окна спальней. Если бы они и в самом деле жаждали испить сию чашу, они бы отправились на север, в Портовенере, где и впрямь могут найтивампира.
Кроуфорд кивнул.
– Полагаю, так оно и есть. Они просто жаждут грез, что обретают от своих кварцевых фетишей и легких металлов… а так же в крови людей, которые были укушены. Можно видеть посредством крови. Он направился было вперед, но был вынужден снова опереться на Байрона.
– А як тому же теперь даже не зараженный. Но они сказали, что для ценителей моя кровь все еще заслуживает внимания - они говорят, она словно молодой уксус, в котором они могут… все еще чувствовать вкус того изысканного вина, которым она когда-то была. Он издал болезненный смешок.
– Ты определенно придешься им по вкусу. Если конечно когда-нибудь впадешь в нищету…
– Благодарю. Без работы я теперь не останусь.
Некоторое время они молча хромали вперед, и Кроуфорду приходилось постоянно напоминать себе, где он находится.
– Я попытаюсьснова подняться в Альпы, - хрипло сказал он, наконец, - ради нашего ребенка, но боюсь, что в этот раз умру задолго до того, как достигну вершины. Я был… неизмеримо моложе в 1816.
– Если мой замысел сработает, нам не придется ехать дальше Венеции, - сказал Байрон.
– Думаю, я знаю, как можно ослепить Грай.
– Ослепить…
Еле волоча ноги, они завернули за угол, и Байрон снял шляпу и замахал поджидавшей и карете.
– Этой ночью ты остановишься в моем доме в Пизе, - сказал Барон, когда карета тронулась в путь, - а завтра утром мы возьмем эту карету до Виареджо, где встретимся с Трелони, который приплывет туда на Боливаре. Он изготовил какую-то адскую жаровню, чтобы сжечь на ней тела. Мы же доставим свинцовые ящики для пепла.
Кроуфорд кивнул.
– Я рад, что их наконец-то сожгут.
– Я тоже, - ответил Байрон.
– Эта чертова Санитарная Служба всеми правдами и неправдами тянула с предоставлением нам необходимых разрешений - я думаю, кто-то высокопоставленный в Австрийском правительстве хочет,чтобы из песка вывелись вампиры - но теперь у нас эти разрешения есть, и мы намерены ими воспользоваться, прежде чем их успеют отменить. Я только надеюсь, что еще не слишком поздно.
– Подожди ка минуту, - сказал Кроуфорд.
– Пиза? Я не могу туда отправиться - тамошняя гвардияразыскивает меня.
– О, господи боже, ты и вправду думаешь, что тебя можно узнать? Ты теперь должно быть весишь все девяносто фунтов [368] . Дьявол, да ты только посмотри на себя!
Байрон потянулся, сграбастал пригоршню грязных белых волос Кроуфорда и потащил. Почти без всякого сопротивления в его руке остался слипшийся клок волос. Байрон выбросил его в открытое окно и вытер руку носовым платком, а затем избавился от него таким же способом.
– Ты выглядишь словно больная, умирающая от голода столетняя обезьяна.
368
Примерно 33 килограмма.
Кроуфорд улыбнулся, хотя зрение его было затуманено навернувшимися слезами.
– Я всегда говорил, что мужчина должен повидать что-то в жизни, прежде чем удариться в отцовство.
Дети Ли Ханта тоже заметили сходство Кроуфорда с обезьяной, и, окружив их, наперебой заголосили, что зверинец лорда и так уже слишком обширный, чтобы помещать туда еще и этого «шелудивого орангутанга», - но Байрон с проклятьями отогнал их прочь и повел Кроуфорда вверх по лестнице в ванную, а затем пошел разыскать Трелони.
Кроуфорд оттер себя, пользуясь благоухающим розой мылом, что должно быть принадлежало любовнице Байрона Терезе - несмотря на то, что был уверен, узнай она об этом, она бы к нему больше не притронулась, - а также вымыл вместе с ним свои волосы. Когда он поднял голову из воды, после того как окунул ее, чтобы смыть пену, большая часть волос осталась в ванной, плавая завитками словно белковые нити сваренного яйца; и когда он выбрался из ванной и воспользовался одной из расчесок Терезы, он осознал, что стал совершенно лысым за этот прошедший месяц.