Гнёт ее заботы
Шрифт:
И хотя Кроуфорд совершенно выбился из сил, ум его был как прозрачное спокойное озеро, и он догадался, что убийцы фон Аргау должно быть использовали серебряные пули.
– Вот именно, - ответил он, и от него пахнуло таким чесночным смрадом, что змеи невольно подались назад, попирая крылами холодный ночной воздух.
– Прочь с нашего пути.
Змеи отшатнулись еще, зависнув по обе стороны двери. Глаза их горели обещанием ужасной расплаты.
Шатаясь от слабости, Кроуфорд провел Джозефину между злобно гудящими змеями в открытую дверь. Спотыкаясь, они поднялись по темной лестнице, сплевывая кровь и стекло, и держась друг за друга, чтобы не
Музыка заиграла снова, закружилась вокруг них словно пузырьки газа в бокале шампанского. Кроуфорд знал теперь, что они не встретят здесь никого из людей фон Аргау - очевидно работу поручили более надежным агентам.
Когда они достигли площадки второго этажа, они увидели, что дверь в квартиру Китса раскрыта, и изнутри в коридор льется яркий свет, словно уже наступил день.
Кроуфорд заставил себя идти вперед, сквозь льющуюся кристаллическим ливнем музыку, пытаясь вспомнить, что такое Джозефина сказала ему возле входа, и почему это показалось столь важным - и несчастно утешал себя, напоминая, что сможет вернуть свою фляжку.
Маленькие длинноногие большеглазые существа брызнули врассыпную, когда он, еле волоча ноги, двинулся по коридору, и до него донеслось перешептыванье и чириканье дюжины черных кулей, раскачивающихся на какой-то липкой дряни под потолком, и похожие на морских звезд существа цеплялись за стены и тянули к нему свои длинные щупальца. Но ни одно существо из чудовищной свиты ламии не препятствовал двум людям, которые рука об руку проследовали к открытой двери.
Кроуфорд первый заглянул в открытую дверь, и, к своему удивлению, увидел, что демоническую музыку из фортепьяно исторгал никто иной, как кроткий Северн - весьма разительная перемена, если вспомнить изящную музыку Гайдна, которую он играл раньше - но затем заметил, что глаза юноши были закрыты, и похожее на кошку с женским лицом существо примостилось у него на плече, что-то нашептывая ему в ухо.
Джозефина натолкнулась на Кроуфорда сзади, и он, оступившись, шагнул в комнату.
Стена, выходящая на улицу, исчезла, и там, где она должна была находиться, тянулся вверх поросший травой холм, и рассветное солнце ярко искрилось на покрытых росой цветах. На один ошеломленный миг Кроуфорду почудилось, что он каким-то образом потерял час или два, пока взбирался по лестнице - но затем он взглянул в другие окна и увидел за ними темноту, и даже, несмотря на сияющее солнце, - оранжевые пятна нескольких уличных фонарей. Он снова взглянул на пропавшую стену и увидел, что подножие холма начинается у самого пола, вровень с ним, хотя комната была наверху, и еще заметил, что солнце вставало на юге.
Музыка заиграла веселей и легкомысленней, хотя все еще несла на себе печать обаяния тьмы. Кроуфорд увидел двух молодых людей, юношу и девушку, бегущих рука об руку по солнечному склону… а затем узнал в юноше Китса, здорового и загорелого.
– Я думаю, мы опоздали, - сказал он Джозефине, которую все еще держал за руку.
– Нет, - сказала она. Он взглянул на нее, а затем проследил за ее взглядом, обращенным к двери в другую комнату.
Там стоял Китс, настоящий, с изможденным лицом и блестящим лихорадочным взглядом. Оперевшись о дверной проем, он жадным взором следил за миражом на стене, и Кроуфорд внезапно понял, что девушка на холме возле здорового веселого Китса была его невестой, которую он оставил в Англии.
Затем видение потускнело, и копия поэм Китса воспарила со стола в воздух. Книга набухала и росла в размерах, двигаясь к стене, на которую была спроецирована картина, и когда она стала в высоту почти с Кроуфорда, обложка раскрылась, словно двойная дверь, представив содержание двух страниц. Корешок гигантской книги ударился о стену и прилип.
Напечатанные на страницах стихи казались сгустками тьмы, зловеще светящимися на белой бумаге… вдруг перед ними оказалась другая книга, очевидно книга с еще не написанными поэмами Китса, и стихи эти сверкающими нитями заструились с мелькающих страниц в разум Кроуфорда - и, как он мог видеть, в разумы Джозефины и Китса тоже.
Музыка стала нестерпимо печальной, рисуя в воображении закаты, которые им не суждено увидать, ласковые касания ночного ветра, которые им не суждено почувствовать. В ней зазвучали латинские нотки, напоминая слушателям, что они находятся в Италии, в Риме,городе, где величайшие достижения в истории человечества были столь же обычны, как и уличные торговцы луком… и что больной Китс, который мог бы столь тонко постичь всю эту красоту, умрет, так ничего и не увидев.
«Искушение Святого Китса», - подумал Кроуфорд. Он огляделся в поисках фляжки и увидел ее на столе, где раньше лежала книга. Хватит ли у меня смелости приблизиться к ней, отчаянно подумал он.
Женщина с призрачного холма стояла теперь в комнате, наблюдая как проносятся, сменяя друг друга, чудесные поэмы. Немного погодя она повернулась и протянула руку умирающему юноше, стоящему возле входа в спальню. Ее глаза в свете лампы сверкали, словно покрытое трещинами стекло, и Кроуфорд больше не был уверен, было ли в ней что-то от невесты Китса… и было ли в ней хоть что-то человеческое.
Кроуфорд заметил, что когда она обернулась, огромные листы книги пожухли - и, когда он снова взглянул на свою фляжку, она поднялась в воздух и пролетела к нему через комнату. Совершенно не беспокоясь о том, как это случилось, он подхватил ее из воздуха, свинтил крышку и как следует приложился.
Ламия держала в одной руке настоящую книгу Китса, и костлявая рука Китса протянулась к другой. И Кроуфорд снова запрокинул фляжку, надеясь вытравить из себя всю тревогу за обреченную сестру молодого поэта и за всех тех сестер и братьев, что они подвели…
Он посмотрел в сторону, на стену, где висела книга - книга исчезла, и он потрясенно увидел вместо нее образ Джулии, своей мертвой жены. Улыбаясь, она спускалась по тенистой сельской тропинке, между высокими стволами каштанов. На ходу от нее отваливались части и падали в грязь - сначала кисть, затем вся рука, затем ступня - но она все также легко продолжала скользить вперед, словно и не замечая, что происходит, и все также улыбалась. За ней шло приземистое темное существо, в котором что-то жужжало и щелкало, и оно поднимало упавшие части и прилаживало их поверх своих ржавых конечностей.
Рука Джозефины судорожно напряглась, и он взглянул на нее - ее единственный глаз напряженно взирал на ужасный морок.
Он поднял взгляд… и застыл в ужасе, так как теперь за стеной бушевали волны, с ревом обрушиваясь на прибрежные скалы, и под пепельным небом меж пенных гребней волн одиноко скользил киль перевернутой лодки. Сейчас он увидит брата, тянущего к нему обессиленную руку, если только он не отведет взгляд…
И он увидел! Но нет, сцена переменилась - волнующаяся голубая поверхность превратилась в море цветов, по которому словно плыла молодая девушка; миг спустя она прокричала: «Джонни»…