Гнёт ее заботы, Пауэрс Тим

Гнёт ее заботы

на обложку

Пауэрс Тим

Шрифт:

– Без хозяина, - эхом отозвался Кроуфорд. Спустя двадцать пять лет. Внезапно он вспомнил рассказ Северна о том, как Китса продержали в карантине в порту Неаполя до его Дня Рожденья 31 октября - без сомнений, карантин тоже был любезностью, которую австрийцы оказали вампиру Китса: задержали прибытие Китса, крушение надежд, а вслед за этим возможное желание умереть, до той роковой ночи, чтобы ламия успела найти себе нового младенца и усыновила его, как когда-то, четверть столетия назад, усыновила самого Китса. Австрийцы, по сути, принесли в жертву итальянского ребенка, чтобы вампирша, не важно, что выберет Китс, не осталась без хозяина.

«И выбор

у нее был богатый», - горько подумал он. И спросил себя, что если младенец, которого она выбрала, был одним из тех, что анонимно доставили ему через решетку в стене сиротского приюта Святого Духа.

– Она выходит, - сказала Джозефина, - не напрягайся.

Сжимающие пистолетную пулю щипцы были гораздо шире, чем когда они входили внутрь, и Кроуфорд чувствовал, как рвутся мускулы, когда Джозефина непреклонно тащила их наружу. Он зажмурил глаза и стиснул зубы. Дыхание вырывалось из него судорожными полузадушенными всхлипами. Пот градом катился на мостовую, размывая натекшую на нее кровь.

Наконец он почувствовал, как щипцы выскочили, и, несмотря на то, что кровь с новой силой хлынула из открывшейся раны, слабо вздохнул от облегчения. Он не дернулся от боли, даже когда Джозефина полила рану остатками брэнди, и после того, как она наложила повязку на его бедро, даже сумел самостоятельно натянуть брюки.

Он осторожно перевернулся, затем сел, чувствуя слабость и озноб.
– Спасибо, - хрипло сказал он.
– Ты лучшая медсестра из всех, что у меня были.

Джозефина повернулась к солнцу, а затем неуклюже наклонилась, чтобы поднять пулю, которую извлек из нее Кроуфорд. Она покатала серебряные комочки на ладони, а затем занесла руку, по-видимому, собираясь забросить их в древние руины.

– Стой!
– сказал он.

Она опустила руку и вопросительно на него посмотрела.
– Они из серебра, - сказал он, а у нас туго с наличностью на путешествие. Он начал с усилием вставать, орудуя своей прогулочной тростью словно шестом.

– Мы путешествуем вместе?
– спросила она, безо всякого выражения на лице.

Он замешкался, понимая, что именно это и подразумевали его слова… и что это, и в самом деле, было тем, чего он сейчас хотел. Он распрямился, а затем осторожно кивнул.
– Если ты ничего не имеешь против. Мы можем путешествовать как брат и сестра и устроиться на работу в какой-нибудь больнице. Э-э… но только я должен кое о чем спросить; если этот вопрос не имеет для тебя смысла… просто так и скажи. Он набрал в легкие воздуха.
– Ты все еще думаешь, что это я убил Джулию?

Она пошла дальше, перешагивая через обломки упавших колонн, остановилась возле куста эвкалипта, сорвала один из его ядовитых листьев и рассеянно разорвала его на кусочки, а затем направилась дальше через развалины к увитым плющом аркам, которые украшали крутой склон Палатинского холма.

Кроуфорд, намного медленнее, последовал за ней, устанавливая трость в трещины старой мостовой.

Приблизившись к ней, он собрался заговорить, но она остановила его движением руки.
– Ты думаешь, я не знаю, что я Джозефина, - поспешно сказала она, словно это было что-то, что нужно было сказать, но что никто не хотел услышать - и что это Джулия… Джулия у-у-мерла. Она мотнула головой, горькая усмешка скривила ее лицо и из глаза потекли слезы, оставляя светлые дорожки на ее худой щеке.
– Так вот, я знаю, знаю это; я просто… не могу это вынести, Джулия была такой, такой… мне не

стать такой никогда. Она всегда была так ко мне добра, несмотря на все беды, что я ей причиняла. Это я должнабыла умереть, а она остаться жить.

Она отвернулась от него, но задержала свою покалеченную левую руку, и он взял ее.
– Я знаю, что ты не убивал ее. И я знаю, кто это сделал.

Рука об руку, не вкладывая, впрочем, в этот жест никакого влечения, они захромали дальше по разбитому покрытию Форума на юго-восток, туда, где над горизонтом, увенчанным куполами новых церквей, разрушенным уступом высилась красная громада Колизея.

– Ты когда-нибудь это делал, - спросила она немного погодя, - то, что я в конце сделала для Китса? Если нет, могу это сделать для тебя, только скажи. Это может каждый. Как там, у католиков это называется?

Кроуфорд попытался припомнить события минувшей ночи.

Утреннее солнце высушивало его одежду, и он чувствовал себя гораздо лучше, чем пару часов назад, но дьявольская усталость все еще тяжелым мешком давила ему на плечи.
– Что, - отозвался он наконец, - то, что ты помогла ему подписать книгу водой с подоконника? Не думаю, что католики занимаются подо…

– Нет, - оборвала она, - то, что я мазнула его мокрой рукой по лбу, чтобы…

– Я думал - это была случайность, - сказал Кроуфорд, - что ты просто пыталась удержаться на ногах.

Она в раздражении взглянула на него.
– Нет же. Именно это и заставило уйти его вампира. Черт, как же они это называют, не Конфирмация [286] …

– А-а. Кроуфорд задумчиво остановился.
– Точно, точно. Когда-нибудь мне это тоже может понадобиться - надо подумать. Он снова возобновил прерванный шаг и добавил, словно только что вспомнил, - Баптизм [287] , вот как они это называют.

286

Confirmation - конфирмация, миропомазание - обряд приобщения подростков к церкви.

287

Baptism - баптизм, крещение.

КНИГА ВТОРАЯ: 1822: ЛЕТНИЕ НАСЕКОМЫЕ

Из рук ее виденье заструилось,

В нем жизни воплощенье превзошло

В своем сиянии тот образ в камне оживленный,

Что страсть разжег в душе Пигмалиона.

Бесполое создание то было,

Лишенное изъянов двух полов,

Оно все лучшее от них соединило…