Гнёт ее заботы
Шрифт:
Все еще сидя, он подвинулся назад, чтобы оценить ущерб, причиненный голове Джозефины. В дождливой мгле он ощупал ее череп, но тот, кажется, был цел; а ее лицо было в порядке, за исключением нескольких грубых царапин от столкновения с камнями мостовой, обнаружившихся на щеке и челюсти. Затем он нащупал твердую шишку возле ее правого виска и осторожно исследовал пальцами ее границы.
Это была попавшая в нее пуля. Очевидно, она ударила в заднюю часть головы под углом, и вместо того чтобы пробить череп и угодить в мозг, скользнула по кости, словно кончик ножа для нарезки филе.
Ей несказанно повезло - но она все еще могла легко от этого умереть. И даже если она выживет, ее мозг мог пострадать от такого удара. «Конечно в случае с ней, - подумал он, - повреждение должно быть поистинеужасающим, чтобы кто-нибудь смог это заметить».
Джозефина пошевелилась и застонала, затем как-то неожиданно села. Одна рука взметнулась кверху, словно закрепленные на шарнирах грабли и резким движением отбросила со лба намокшие волосы.
– Скажи, - проскрежетала она, словно зачерпнула лопатой гравий, - солнце… уже село?
Оправившись от удивления, вызванного ее внезапным приходом в сознание, Кроуфорд устало поднял глаза к темному небу.
– Э-э, - сказал он, - думаю да.
– Мы должны пойти… к Китсу. В его квартиру.
Ее голос был столь неживым, что было трудно поверить, что он кому-то принадлежал. В голове мелькнула испуганная догадка: «вдруг ее личность - или личности - были все еще без сознания, оставив эту… машину управлять покинутым телом».
– К Китсу, - недоуменно отозвался он.
– Зачем?
– Потому что… нет, не могу объяснить. Но мы должны… пойти туда.
Кроуфорд подумал о сказанном. Там они почти наверняка встретят других людей фон Аргау… хотя ни один из них не знает пока о его измене. Все свидетели этого были мертвы - или, по крайней мере, как в случае с тем мужчиной, которого он спустил с лестницы, ранены и без сознания. Он может заявить… ну, например, что хотел помочьубийцам и был ранен Карбонариями.
Люди фон Аргау, несомненно, ему помогут - как товарищу по оружию. Окажут ему медицинскую помощь, может быть, даже одолжат денег.
И конечно, убьютДжозефину… черт бы ее побрал.
– Это одно из тех мест, куда нам сейчас нельзя, - ответил он, стараясь говорить внятно, несмотря на чудовищное головокружение, что заставляло улицу кружиться перед глазами.
– Эти люди, которые только что в нас стреляли - там их будет еще больше. Они убьют… нас.
Джозефина поднялась.
– Можешь идти или остаться, - сказала она.
– Я отправляюсь туда.
Руки Кроуфорда дрожали, словно он весь день наливался кофе. Он дышал редко, судорожно втягивая воздух, и холодная липкая тошнота медленной волной поднималась к горлу. Он встречал эти симптомы в бою у раненых моряков, и знал, что рискует «окоченеть» - впасть в состояние, в котором все функции тела постепенно замедляются, а затем останавливаются вовсе.
Он старался мыслить ясно. Он может постучать в первую попавшуюся дверь и испытать удачу, потому как неясно, какого доктора ему вызовут, или же он может пройти почти милю до дома Китса с некоторой уверенностью, что там ему окажут наилучшую помощь.
Дождь прекратился, и ночь, похоже, обещала быть не такой уж холодной.
– Дай только мне сначала наложить жгут, - сказал он.
Хотя Кроуфорд обливался потом, сквернословил и всхлипывал, и все тяжелее наваливался на, к счастью механическую, Джозефину, и вынужден был много раз садиться, чтобы ослабить и перевязать жгут, а ближе к концу начал вымаливать прощение у призраков, которые чудились ему вокруг, их истощенная пара, в конце концов, шатаясь, добрела до площади Испании.
Где-то поблизости играла дикая фортепьянная музыка, и Кроуфорд, прищурившись, огляделся, пытаясь понять, откуда она доносилась, и почему она казалась столь мучительно знакомой. Спустя мгновение он внезапно осознал, что слышал ее лишь в давно позабытых беспокойных юношеских снах.
На площади, казалось, больше никого не было - святые, конечно, уже давно разбрелись, когда село солнце, и, если здесь и были люди фон Аргау, они очевидно скрывались внутри здания за номером 26 - но над площадью разлилось бледное мерцающее свечение, и, когда Кроуфорд заставил свой взгляд обрести четкость, он увидел, что вторые этажи зданий были словно шерстью окутаны щетиной огней Святого Эльма.
«Вот и до Китса добралась Тетушка Ворон», - отстраненно подумал он - а затем он заметил две фигуры, стоящие возле двери. Почему-то в этом призрачном свет, он никак не мог разобрать, были ли они одеты или обнажены.
Одна из фигур принадлежала мужчине, а другая, которую тотчас же узнал, несмотря на минувшие четыре года, была женской. Он обреченно вздохнул, понимая, что даже если бы у него была с собой его фляжка, он все равно не смог бы противиться ей, только не сейчас, когда он совершенно разбит и обессилен.
Он оторвался от плеча Джозефины и, хромая, устремился вперед. Музыка зазвучала громче, словно перепрыгнула в следующую октаву.
Джозефина тоже пошла вперед, и хотя она пьяно пошатывалась, у него вдруг мелькнуло впечатление, что теперь она была кем-тоснова. Музыка достигла апогея и исступленно мчалась вперед, словно лошадь, несущаяся галопом в ночи по круто уходящей вниз улице.
– Беги, - яростно прошептал он, несмотря на то, что в легких почти не осталось воздуха.
– Ты умрешь здесь. Это… не имеет к тебе… никакого отношения.