Гнёт ее заботы
Шрифт:
Между тем они достигли поля на окраине фермы Кастинелли, где они обычно стреляли, и Байрон соскочил с лошади и, ухмыльнувшись, взглянул на Кроуфорда.
– Поделишься?
– Конечно. Кроуфорд протянул фляжку, затем спешился и отправился с Байроном к поваленному дереву, возле которого они обычно устанавливали мишени. Байрон хлебнул еще брэнди, затем протянул фляжку обратно, и, пока Кроуфорд привязывал лошадей, склонился над столбами, которые они вбили в землю в прошлый раз. Он установил монеты в полкроны [303] в расщепленные макушки пары столбов.
303
Полкроны -
– Аллегра мертва, - бросил он через плечо.
– О-о.
Кроуфорд никогда не встречал пятилетнюю дочь Байрона и Клэр Клэрмонт, и хотя знал, что Клэр неистово заботилась о дочке, ничего не мог сказать о том, что чувствовал сейчас Байрон - очевидно, винил и себя тоже, по крайней мере, в какой-то степени, судя по его сомнениям в способности Шелли заботиться о детях.
– Соболезную, - промолвил Кроуфорд, стыдясь того, как глупо это звучит.
– Ты знал, что я отдал ее в женский монастырь?
– продолжил Байрон, все еще не глядя на него и приводя в порядок столбы. Его тон был легким и непринужденным. Я обзавелся определенными средствами защиты для себя и Терезы, но они не надежны, и я подумал… что в освященном месте, вдали от меня и любого, кто знаком с этими созданиями… но этого оказалось… Его плечи были неподвижны, и Кроуфорд не мог понять плачет он или нет, но голос его, когда он заговорил снова, был все также спокоен.
– Бедные наши дети.
Кроуфорд подумал о том, как сам он мучительно противился искушению пригласить ламию вернуться - что в его случае, кроме всего прочего, означало отказ от немыслимого долголетия - и подумал также о той цене, которую пришлось заплатить Китсу, чтобы спасти свою младшую сестру.
– Твоя, - начал Кроуфорд, спрашивая себя, не вызовет ли Байрон его на дуэль за то, что он собирался сказать, - твоя поэзия столько для тебя значит?
Байрон гибко выпрямился и захромал обратно к лошадям, по-прежнему не глядя на Кроуфорда. Одним мгновенным рывком он вытащил два пистолета и крутанулся к Кроуфорду и деревьям; и в растянувшемся мгновении паники, Кроуфорд успел подумать, что умрет прямо здесь, и заметить, что руки Байрона сильно тряслись, а глаза блестели от слез.
Два выстрела слились в один оглушительный гром, но Кроуфорд уловил короткий, звонкий памм,с которым, по крайней мере, одна из монет улетела в поле.
Мало-помалу, Кроуфорд расслабился, смутно осознавая сквозь стоящий в ушах звон, что Байрон вернул пистолеты в кобуру и направился обратно к дереву; и сквозь яркие искры, плавающие перед глазами, увидел, как Байрон прохромал мимо дерева и углубился в заросли травы. Байрон смотрел вниз; по-видимому, искал монеты, которые пропали, обе.
– Она на самом деле, - ответил Байрон, когда Кроуфорд приблизился к дереву и оперся о него спиной.
– Столько для меня значит, - добавил он. Он ворошил ногой траву в нескольких ярдах от Кроуфорда, пристально вглядываясь в землю.
– Я… полагаю, я самого начала знал, кто такой лорд Грэй, по крайней мере, чтоон за существо, когда открыл перед ним дверь в мою спальню в 1803. Конечно, к тому времени, когда я осознал, что обрек на смерть мать и подверг опасности сестру, было уже слишком поздно. И все равно, я не хотел верить, что это он несет ответственность за… дело всей моей жизни, мою способность писать, то, что я… то, что сделало меня мной, - ты же понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, - только и сумел ответить Кроуфорд.
– Я подозревалэто - именно этим объясняется моя неуемная тяга к физическим достижениями - плаванье, стрельба, фехтование, похоть. Но ничто из этого не могло оправдать все те смерти, всю ненависть и… измены, которые сопутствовали моей жизни. Он остановился и поднял комок серебра, затем показал его со слабой улыбкой.
– Не плохо, а? Завернул пулю в монету. Он хромая направился назад к дереву.
Все еще помня, на что пошел Китс, Кроуфорд сказал: - Но зачем же ты пригласил его обратно? После того, как тебе удалось избавиться от него в Альпах?
– Я не мог больше писать!
– Байрон тряхнул головой и выбросил монету.
– Оказалось… я не могу без этого. Да, конечно, я написал Манфреда, но почти все по памяти. Мысленно я слагал эти строки еще до того, как мы взобрались на Венгерн; а затем в Венеции я начал четвертую Песнь Чайлда Гарольда,но все это было рутиной… пока я не встретил Маргариту Когни - и тогда я заставил себя поверить, что она не Лорд Грэй, в этот раз в облике соблазнительной девушки, что внезапное возвращение жизни в мои стихи случилось само собой. Он повернул к лошадям.
– Что-то я сегодня не особо расположен стрелять - а ты как?
– К дьяволу стрельбу, - согласился смущенный Кроуфорд.
– И вот Аллегра мертва, - сказал Байрон, отвязывая лошадь и запрыгивая в седло. Глаза его были затуманены.
– Но прежде, чем эта… тварь доберется до моей сестры и второй дочери, я собираюсь снова ее бросить, а затем отправлюсь куда-нибудь, где я смогу совершитьхоть что-то - что-то, что будут помнить - что-то более значимое, чем марание бумаги.
Кроуфорд забрался в седло.
– Например?
– Например… например, буду биться за свободу - за людей, которые ее лишены. Байрон смущенно нахмурился.
– Это кажется наилучшим способом искупить мои грехи.
Кроуфорд подумал о фамильном гербе, красующемся на двери Байроновской кареты, и о многокомнатном дворце, который он делил с обезьянами, собаками и птицами.
– Звучит весьма демократично, - снисходительно заметил он.
Байрон одарил его колким взглядом.
– Насмехаешься, да? Ты, похоже, не в курсе, что моя первая речь в Палате Лордов была в защиту луддитов, английских рабочих, которых заключали в тюрьму и даже убивали за то, что они ломали машины, которые лишали их работы. И тызнаешь, как тесно я был связан с Карбонариями, пытаясь помочь им сбросить Австрийское ярмо. Это было… Он пожал плечами и покачал головой.
– Этого было недостаточно. В последнее время я подумываю о Греции.
«Греция. Греция сейчас боролась за освобождение от Турции», - подумал Кроуфорд; но все это было так далеко, столь мелочно в сравнении с дошедшими до нас античными сказаниями и поэмами Гомера, что он отверг саму эту идею, как следствие чрезмерного романтизма Байрона.
– Ты хочешь снова вернуться в Альпы?
– спросил Кроуфорд.
– Может быть. Или в Венецию. Спешить особеннонекуда… пока же я могу противиться ухаживаниям этих существ, как делал это до сих пор. Карбонарии противостоят им уже столетия, а семейство Терезы весьма сведуще в тайных знаниях Карбонариев. Думаю, ты уже заметил, что Тереза… что на нее не распространяется известное тебе недомогание.