Гнев Тиамат
Шрифт:
– А тебе, значит, можно целыми днями рыскать по округе в поисках Тимоти? Тебе можно приглашать доктора Окойе вести уроки, ведь ничем важным она не занимается, то ли дело – добивать моих друзей? Ты со своими обязанностями тоже не справляешься, так что не тебе мне что-то указывать. Лицемер!
Илич посмотрел на нее, прямо в глаза, и усмехнулся. Потом протянул руку и погладил ей волосы, как она, бывало, ласкала Крыску, он даже почесал ее за ушами. Нежно и унизительно. Гнев Терезы испарился, сменившись стыдом. Лучше бы ее обуревал гнев.
– Бедное дитя. Так вот в чем дело? В шпионе? Это из-за него ты сходишь с ума?
– Я из-за всего схожу с ума, – буркнула она, но ярость уже ушла.
– Он не был тебе другом. Он был шпионом и убийцей. И прибыл сюда, чтобы убить нас. А та его пещера? Она должна была служить укрытием после подрыва портативной атомной бомбы. Гора являлась отметкой для эвакуационной команды.
– Неправда.
Он взял ее за плечо. Крепко, почти больно.
– Ты пропустила утренний урок. Мы это наверстаем. Тебе нужно кое-чему научиться.
Офисы службы безопасности были ей знакомы. Кабинеты такие же, как в других подразделениях, разве что двери укрепленные и с взрывоустойчивыми замками. Еще здесь были камеры для политических заключенных, но неизвестно, сидел ли в них кто-то, кроме Джеймса Холдена. А вот криминалистическая лаборатория оказалась чем-то новым. Просторное помещение с высоким потолком и подвижными перегородками, которые при необходимости могли опечатать секцию и атмосферу в ней. Вдоль одной из стен выстроились вытяжные шкафы с ручными манипуляторами за высокопрочным стеклом. Посередине комнаты столы, между ними оставлены проходы, чтобы, если понадобится, подкатить тележку со специальным оборудованием – химическим, биологическим, электронным или компьютерным. С полдесятка сотрудников стояло у рабочих станций. А на столах – вещи Тимоти. Вырезанные из дерева инструменты. Раскладушка. Его ящики и коробки. Даже один из ремонтных дронов, который, по-видимому, был поврежден во время перестрелки, а сейчас лежал на столе, словно мертвое животное.
Илич приказал очистить комнату и оставить их одних. Техники вышли, стараясь не слишком откровенно пялиться на Терезу. Их лица снедало любопытство. Что дочь высокого консула делала там? Что бы это значило? Любопытные взгляды тяжестью ложились на плечи, пригибали к земле.
Когда они остались одни, Илич усадил ее на табурет и принес диск с данными. Диск был ей знаком, она видела его в пещере Тимоти, но тогда не обратила на него внимания. Илич подключил его к монитору, вывел папки с файлами на экран и отступил назад, жестом приглашая: Валяй. Смотри.
Тереза вдруг поняла, что не хочет.
– Начни с заметок, – посоветовал Илич. – Увидишь, каким другом был тебе Тимоти.
Все записи были пронумерованы и датированы. Сперва она не увидела в них никакой закономерности, но ранее открытые файлы имели пометки от криминалиста. Оказалось, что файлам Тимоти соответствуют данные из журналов системы безопасности за те же даты. Он следил за охранниками Государственного Здания. Изучал их модели поведения и привычки. Искал бреши. И отслеживал Джеймса Холдена. Эти заметки были более сумбурны, поскольку Холден не придерживался четкого распорядка, блуждал по филиалам и садам, как вздумается, а Тимоти – Амос, его звали Амос – отмечал все разы, когда Холден оказывался в пределах видимости с наблюдательного поста на горе.
Начав просматривать заметки, она уже не могла остановиться. Открыла тактические карты и узнала схемы города и Государственного Здания. Нашла серию файлов, где были отмечены зоны поражения при подрыве небольшого ядерного устройства – если установить заряд у стены, если подорвать в городе, если тайно пронести в Государственное Здание. К ним прилагались цифры предполагаемых человеческих потерь и процент ущерба инфраструктуры. Она открыла документ, озаглавленный «Протокол эвакуации». Топографические карты показывали первичную точку эвакуации, как раз рядом с тем местом, где они впервые встретились, и вторичную, в дне пути отсюда, с примечаниями Тимоти – Амоса – о том, какие участки сети визуального наблюдения вывести из строя, чтобы добраться до каждой из точек.
Вот как он убил бы нас. Вот как потом ушел бы. Вот человек, которого он пришел спасать, и вот люди, которых он уничтожил бы ради него. Она ждала, что вернется гнев. Правда, ждала. А вместо этого вспомнился Холден. «Раз он сказал, что он тебе друг, значит, так и было».
– Теперь ты видишь? – спросил Илич. – Понимаешь, кем он был?
Все эти планы убить ее и отца. Перебить их всех. «Ты должна лечь на пол. Прижмись к нему изо всех сил. Закрой уши руками, ладно?». Разве такое говорят тому, кого хотят убить?
– Я понимаю, – солгала она. – Понимаю.
Илич вырубил монитор:
– Тогда мы с этим закончили.
Он снова взял ее за руку и повел прочь. Она не заметила, чтобы он что-то заказывал, но когда они вернулись в ее комнаты, там дожидалась еда. Белая протеиновая размазня, которой кормят больных. Кусок выращенного в чане мяса, по краям поджаристый до черноты, а в серединке розовый. Яйца. Фрукты и сыр. Сладкий рис с кусочками сушеной рыбы. Все на металлическом подносе, там же вилка и тупой нож. Крыска потрусила к ним, но почуяла, что что-то не так. Когда Илич протянул руку, собираясь почесать ее за ушами, собака увернулась от него и уселась Терезе на ноги.
– А теперь, – приказал Илич, – ешь свой завтрак. Сегодня вечером отдохни. Завтра придешь на урок вовремя. Мы будем в восточном саду, где нас смогут увидеть сотрудники, и ты будешь вести себя так, будто все нормально. Поняла?
– Я не хочу это есть. Я не голодна.
– Мне плевать. Ты все съешь.
Она посмотрела на еду перед собой. Неохотно взяла вилку. Вспомнился старый фильм о девочке из Солнечной системы. На Земле.
– Я не обязана есть. Свобода тела прописала в конституции.
– Не в нашей, – заявил Илич. – Ты все съешь, а я буду сидеть и смотреть. А потом мы с тобой просидим еще час, пока ты перевариваешь. Или же я позову доктора Кортазара с воронкой и зондом, и мы запихнем все в тебя силой. Я понятно объясняю?
Тереза наколола на вилку кусок мяса и положила в рот. Умом она понимала, что это вкусно. Когда она прожевала, Илич кивнул.
– Еще, – сказал он.
После его ухода, Тереза долго не могла шелохнуться. Сидела на диване, ощущая тяжесть в желудке. Так обильно она не ела целые недели, и сейчас чувствовала себя раздутой, ее мутило. Крыска почуяла, что ей плохо, пошла, положила мохнатую голову ей на колени, поглядела снизу добрыми карими глазами.