Год 50-й: Расти из пепла
Шрифт:
– Дык, и они тож, – слегка смутившись, произнес мужик.
– Должны радоваться, что мы честно берем и отпускаем, а то могем и пристрелить.
– Радоваться, ну радоваться этому может только наша лошадь, ей тащить легче будет. Ладно, заплатим, Митька, скинь мешок.
– Митька возмущенно набрался воздуха для гневной тирады, но получив в бок локтем, все ж повиновался.
Ворон, понукаемый Юрой, неспешно двинулся дальше, и как только мы достигли поворота, я говорю Митьке:
– Я сейчас прыгаю в канаву, вы езжайте вперед медленно, и как только услышите выстрелы, возвращайтесь немедля, так я и поступил.
Через кусты
До казавшимся заброшенным селения было шагов пятьсот, а мешок весил немало, наконец, двое передали свое оружие третьему, и взявшись за углы, побрели в сторону поселка, ну молодцы, сами мне облегчили задачу – прицелился и дуплетом снял вооруженного, и одного из носильщиков, последний, непострадавший, уронил мешок и кинулся в кусты, а затем замелькал меж деревьев петляя как заяц. Я неторопливо сменил гильзы на заряженные патроны, и только тогда вышел на дорогу, внимательно приглядываясь к лежащим на дороге телам, мало ли, может свалился кто подраненный… Но нет, оба готовы, один в голову, а второму пуля в шею попала, и кровь вышла из него вместе с жизнью.
Я быстро отодвинул мешок от лужи крови, тут из-за поворота выскочила телега, и мы, в минуту загрузившись, послали Ворона рысью в сторону Полиса. Юра погонял Ворона, Митька посматривал назад, нет ли погони, а я рассматривал оружие, доставшееся нам в качестве трофеев. Винторез использовали уже давно, даже чернение с металла сошло, поэтому я и уловил блеск в кустах, патронов всего три. Два АКСУ тоже не новы, да и патронов к ним всего по полрожка, так что все это богатство обменяем на что-нибудь более полезное…
На следующий день пейзаж вокруг тракта стал постепенно меняться, все чаще встречались безлюдные полуразрушенные селения, заросшие сорным кустарником. Проезжаем один из таких поселков, оружие держим наготове. Внезапно Митька, держащий левую сторону тракта под наблюдением, вскрикнул и забил короткими очередями по кустам, вот сволочи! Стая диких собак подобралась к шоссе совершенно незаметно на двадцатиметровый бросок. Не заметь Митька вовремя, сейчас бы Ворону уже кишки драли, да и нам бы досталось, я разрядил двустволку и схватился за автомат.
– Гони, Юра! – отчаянно крикнув, я дал две короткие очереди по наиболее наглым тварям, успевшим выскочить на дорогу. Собаки уже не выскакивая на шоссе, преследовали бешено несущуюся повозку.
– Загоняют, Митька! Как волки загоняют, – отчаянно прокричал я, и схватил так и неразряженный винторез.
Метрах в тридцати перед Вороном на дорогу выскочили несколько собак, и я без промедления выбил двух с трех выстрелов. Митька, переведя автомат на стрельбу одиночными, тоже успел положить одну тварь, последнюю несколько растерявшуюся, стоптал храбрый от бешенства Ворон и мы вырвались в открытое поле, дальше нас собаки не преследовали. Ход Ворона сменился с галопа на мягкую рысь, и постепенно перешел на шаг, посреди поля конь встал.
Я гладил его, успокаивая, вытер пену с его влажной морды, мы соскочили с телеги и медленно повели мерина, чтоб не запалился, и только через двадцать минут, остановившись на привал, напоили бедного коняку.
Вечером, сидя на привале, Юра рассказывал о диких собаках. В наших краях они не прижились, поэтому повадки этих животных собиравшихся
– Они совсем не боятся людей, – объяснял Юра, – повадки и слабости человека псам прекрасно известны. Огня они опасаются, но не больше, чем люди. Охотятся не только ночью, но и днем, а вот огнестрельного оружия откровенно боятся. Здесь собак относительно немного, но вот в Полисе лет тридцать назад шли нешуточные войны на выживание между людьми и собаками, да и сейчас они довольно нагло ведут себя в городе, хотя в основном охотятся на крыс, но и одинокими прохожими не брезгуют.
Юра замолчал, прислушиваясь к ночному кликушеству сыча, облюбовавшего дерево неподалеку от нас.
– Необходимо завтра запасти воды, по возможности побольше, в городе с ней плохо, всего четыре чистых источника на тридцать тысяч населения. Все захвачены группировками, проход к источникам платный, а вода в реке непригодна даже для мытья, правда кое-кто купается, чаще всего по незнанию, но после двух – трех помывок кожа облезает, да и облысение стопроцентно гарантировано, – он вздохнул, видя мое нежелание поддерживать разговор, и все же добавил, укладываясь спать:
– Дальше по тракту километров через десять пригороды начнутся, так что воду надо искать где-то поблизости.
Юра отвернулся от костра, поерзал, поудобней укладываясь, и через минуту негромко засопел носом.
Полис подступил незаметно, плавно перетекая кирпичными, пока не сплошными руинами пригорода, в громадные, до конца не разрушенные остовы многоэтажных домов, сплошь усеянными вокруг обломками бетонных плит, кусками асфальта и торчащими из бетона обрезками ржавой арматуры. Поднявшийся ветер носил запах тлена и цементной пыли, дорога, по которой мы передвигались, была расчищена до узкой колеи, в которую с трудом вписывалась наша повозка. Кое-где из обломков торчали обрезки дымящихся труб, указывающие, что в Полисе еще обитают люди. Деревьев не было вообще, всю растительность города представляли вездесущая полынь и какие-то чахлые кустики мелкого кустарника, хотя Юра и утверждал, что на севере и востоке города сохранились зеленые лесные массивы.
Продвигаясь дальше в густеющей вечерней тьме, стало понятно, что до заставы мы сегодня не доберемся и Юра предложил остановиться у первого попавшегося местообитания людей.
– Все не так опасно, как остановиться в незнакомом месте, рискуя ночью оказаться под внезапно обвалившейся стеной или всю ночь до утра отбиваться от собачьих стай, – пояснил он.
Такое место нашлось не скоро, и уже в полной темноте мы набрели на костер, отблески которого заметили с дороги. Осторожно ведя Ворона в поводу, мы приблизились к костру.
– Доброй ночи, люди, позвольте присоединиться к вашему костру, – громко произнес Юра, глядя на настороженные лица бродяг.
– Кому добрая, а кому не очень, – тихо проворчал один из бродяг, поворачивая тушку жарившийся над углями большой крысы. Длинные грязные волосы, посеревшие от пыли темные лица и неопределенного цвета одежда роднили бродяг как братьев, но рост и темперамент у них были разными, все тот же кулинар въедливо спросил:
– К костру им, а дров с собой принесли?
– У нас вода есть, ключевая, – ответил я, вступая в круг света. Лица бродяг заметно оживились, и они потеснились, освобождая часть пространства у костра.