Год под знаком гориллы
Шрифт:
Вдруг лесную тишину нарушил пронзительный вопль. Кормежка прекратилась, гориллы бросились в заросли, откуда раздался крик. Некоторые из них тоже закричали и начали возбужденно суетиться. Наконец, самец с серебристой спиной издал несколько грозных гортанных рыков. Наступила тишина. Позже, когда гориллы перебрались через гребень и скрылись из виду, я осмотрел местность и понял причину их волнения. Видимо, одна из горилл провалилась в пещеру, футов пяти глубиной. Несколько дней спустя вооруженный ручным фонариком, я забрался в эту пещеру и обнаружил, что до меня здесь уже побывали любопытные посетители. По крайней мере три гориллы проникли в нее сквозь большой лаз, закрытый висящими лианами. Они пробрались примерно футов на сто в глубину этой темной и сырой пещеры. В ее боковом зале было неподвижное, как бы застывшее озерцо. Только непрерывный звук капель, падающих неизвестно откуда, нарушал царившую здесь мертвую тишину.
Группа I, как я назвал первое встреченное здесь стадо горилл, была отнюдь не единственной, бродившей в это время вокруг Бишитси (см. таблицу 1). 22 августа было слышно, как примерно в ста ярдах от группы наблюдаемых мною животных бьет себя в грудь какой-то самец. На другое утро осмотр леса показал, что не менее трех групп устраивали свой ночлег поблизости одна от другой. Одна из групп была большая, как потом удалось сосчитать, состояла из девятнадцати животных. В третьей группе было только пять горилл — самец, две самки и два детеныша. Все три группы (I, II и III) оставались в этой части леса в течение пяти дней. Один раз группы II и III объединились на короткий срок — они провели вместе одну ночь. Дважды группы I и II спали на расстоянии каких-нибудь пятидесяти ярдов друг от друга. Но у меня не было еще достаточно опыта, чтобы проследить движение всех групп в этом лабиринте тропинок, и подробности их встреч остались для меня неясными.
Во второй половине августа, по мере того как велись наблюдения за гориллами, я постепенно приобретал все больше навыков в этом деле. Препятствия возникают при наблюдении за любыми животными, и, пока эти трудности не преодолеешь, изучать животных по-настоящему невозможно. Обычно поиски группы начинались с того места, где я видел ее накануне. Я осторожно пробирался по следу горилл сквозь примятую растительность, никогда не зная наверняка, ушли ли животные на сто ярдов, на милю вперед или, может быть, описав круг, находятся где-то позади меня. По следам всегда можно было узнать что-то интересное; изучение их доставляло мне почти столько же удовольствия, сколько и сами обезьяны. Бессознательно я начинал подражать неторопливым движениям горилл.
Таблица I. Состав групп горилл в районе Кабары
Кормясь, обезьяны разбредаются в разные стороны, оставляя за собой многочисленные следы — огрызки сельдерея и другие остатки пищи. Перебираясь на другое место, гориллы идут гуськом или по двое, а временами отдыхают все вместе на каком-нибудь открытом склоне. Иногда особый запах, похожий на запах скотного двора, наполнял воздух. Тогда я знал, что где-то неподалеку животные провели ночь. Гнезда и вся земля вокруг них были усеяны кучами навоза, сотни маленьких коричневых мушек вились вокруг него, откладывая крошечные белые яички. Бывало, я тратил с полчаса, пока не находил все гнезда этой группы, так как обезьяны, случается, спят на расстоянии шестидесяти футов и даже дальше друг от друга. По размерам экскрементов можно было установить, в каком гнезде спал самец с серебристой спиной, в каком подростки. Если кучки навоза среднего и маленького размера были рядышком, это значило, что в этом гнезде спала самка с детенышами.
Иногда я чувствовал, что где-то неподалеку, в зарослях, находились гориллы, но они не выдавали своего присутствия ни единым звуком. И самой волнующей, напряженной частью выслеживания было найти их, обнаружить их совсем рядом. Всегда можно ожидать, что косматая голова вдруг появится над зарослями или что на меня нападет самец, если я нечаянно подойду слишком близко. Я осторожно пробирался на два-три шага вперед, останавливался, напряженно вслушиваясь, не хрустнет ли где ветка, не раздастся ли бурчание в желудке животного; взбирался на низкие ветки или стволы упавших деревьев, всматриваясь, не покажется ли где-нибудь в траве черная фигура. Временами я замирал в полной неподвижности и нервы мои были так напряжены, что шелест крыльев нектарницы заставлял меня невольно вздрагивать всем телом.
Часто я узнавал о близости горилл лишь потому, что качнулась лобелия или шевельнулась ветка, задетая проходившим животным. Тогда надо было выбирать — либо спрятаться и наблюдать за гориллами, не выдавая своего присутствия, либо оставаться на виду в надежде, что с течением времени животные ко мне привыкнут. Первый метод имел свои преимущества, так как мое невидимое присутствие никак не влияло на поведение животных. В то же время если слишком хорошо спрятаться, лишаешь себя многих ценных наблюдений, а если стараться получше разглядеть животных, невольно себя выдаешь. Тогда гориллы начинают волноваться. Я выбрал второй метод, то есть подходил к ним медленно, так, чтобы они меня хорошо видели, взбирался на пень или на ветку, устраиваясь поудобнее, и притворялся, что не обращаю на них внимания. Выбрав удобное для наблюдения место, я мог их видеть сквозь заросли, и они могли приглядывать за мной.
Животные куда наблюдательнее, чем люди, и гораздо лучше нас понимают смысл движений. Я был уверен, что, если спокойно двигаться вблизи горилл, явно не проявляя враждебных намерений по отношению к ним, они скоро поймут, что мое присутствие не представляет опасности. Человеку совсем не легко отказаться от свойственной ему самоуверенности и агрессивности при встречах с животными, не легко подходить к ним с чувством, что они нисколько не хуже его.
Случайное движение может насторожить горилл, привести их в состояние беспокойства. Например, я убежден, что, если человек возьмет с собой оружие, этого уже достаточно, чтобы придать его поведению бессознательную агрессивность, дать ему чувство превосходства, которое животное немедленно ощутит. Я рассуждал так: при столкновении с гориллой лицом к лицу, она скорее нападет на меня, если при мне будет оружие, чем когда я проявлю беспокойство и неуверенность. У людей и у некоторых животных, например у собак, макак резусов, горилл, упорный взгляд является своеобразной формой угрозы. Наблюдая за гориллами даже с некоторого расстояния, я старался не глядеть на них слишком долго и упорно, время от времени отворачивался, чтобы животные не пришли в беспокойство. Обезьяны считали угрозой наведенный на них длительное время фотоаппарат или бинокль, поэтому я пользовался ими только изредка.
Как и следовало ожидать, присутствие двух людей раздражало и возбуждало горилл больше, чем присутствие одного человека. Поэтому Кей обычно оставалась дома, а сторож заповедника, который иногда меня сопровождал, прятался, пока я вел наблюдения за обезьянами. Когда животные исчезали из виду, лучше было не ходить за ними, так как преследование легко могло их возбудить и увеличить возможность нападения на меня. Вообще я все время пытался поставить себя на место гориллы и представить, что именно мне бы не понравилось, если бы вдруг незнакомое и потенциально опасное существо приблизилось ко мне. За месяцы, проведенные с гориллами, ни одна из них на меня не напала.
Установить взаимопонимание с гориллами было сравнительно легко потому, что их чувства сходны с чувствами людей, но, разумеется, не горожанина, оглушенного непрерывными шумами, не способного реагировать на тончайшие изменения окружающей среды, а человека, привыкшего к дикой природе.
У горилл, как и у людей, самое развитое чувство — зрение. Обезьяны очень быстро замечают малейшее движение, и часто они уже внимательно следили за моим приближением, когда я еще не знал, что животное неподалеку. Слух у горилл тоже хорошо развит, но они реагируют только на незнакомые звуки, например на человеческий голос или вообще на что-то необычное. Когда группа с шумом кормилась, я мог подходить к ним довольно неосторожно, но отдыхающие обезьяны все настораживались, услышав треск ветки, сломавшейся под ногой. Обоняние у горилл, видимо, слабо развито. Даже когда я подходил к ним на расстояние в пятьдесят футов с наветренной стороны, они редко реагировали на это. Тем не менее дважды, когда я сильно вспотел, гориллы почуяли меня. Но, как сказала Кей, для этого не требуется тонкого обоняния.
Было несколько случаев, когда отдыхающие животные начинали беспокоиться, хотя я наблюдал за ними с некоторого расстояния. Я был с подветренной стороны, не производил ни малейшего шума, и гориллы явно не могли меня видеть. И все-таки они почувствовали, что что-то не так. Возможно, это была реакция на подпороговый раздражитель, слишком неясный, чтобы воспринять его сознательно. А может быть, какие-то другие чувства предупредили их о возможной опасности. Подобное случалось и со мной во время странствований по лесу. Внезапно возникала уверенность в том, что гориллы где-то рядом, хотя я их не видел, не слышал и не чувствовал их запаха. Обычно я был прав. Безусловно, большинство естествоиспытателей переживали подобные ощущения.